Полусвет. Страшный смешной роман
Шрифт:
– Не может быть, чтоб он у Наташки поселился, это совсем антисанитарно, – Маруся подлила вина в бокалы. «Спать с другим мужиком при детях?», – «Она решила, что чем хуже, тем лучше», – «К вопросу о двух мужьях», – «Таких мужиков, как Глеб, нет», – «Она за ним как за каменной стеной», – «Глебу сейчас икается»…
Икалось Глебу или нет, но он все еще сидел в офисе, хотя в Москве уже было за полночь. Прямо с самолета на работу, думал только бумаги разобрать, так тут же шеф дернул, а вслед за этим встреча нарисовалась. Мутные пассажиры пришли, и проект у них мутный…
В Лондоне еще при царе Горохе собрались строить русский культурный
«Я все еще не теряю надежды
_цветочек_и_сердечко».
«Завтра, сегодня засада», —
отстучал Глеб.
Пошловато, конечно, с подругой жены, но та совсем вразнос пошла. Пятнадцать лет прожито, двое детей, он даже готов глаза закрывать на хоровод ее мужиков! Глеб был человеком не тусовочным, но гордился тем, что жена Наташа – царица любого бала, бесспорно, светская львица. Нет, надо все разметать в клочья. Когда жене попала шлея под хвост, он потерялся настолько, что принялся советоваться с ее лучшей подругой, они и переспали-то всего пару раз… И уж если о пошлости, то ничего не может быть пошлее этого Загревского. Что там у них, Глеб толком не знал, в айфон жены не лазил, та уверяла, что Игорь просто друг. Теперь требует развод, повторяя, что не может жить с Глебом, ей не нужны его деньги, у нее свой бизнес. Бизнес, смешно… Домик из соломы, ветер дунет, все разлетится. Нынче любой называет себя продюсером, если есть хоть какое-то умение вязать узлы и бегать искать деньги под чужие идеи.
Наташа звалась продюсером ивентов. Сочиняла сценарий, нанимала постановщика, подтягивала звезд или полузвезд – в зависимости от бюджета клиента, – приглашала калиброванных гостей: чтоб ивент непременно если не в хедлайны лент попал, то хотя бы в соцсетях был отмечен зачетно. Жене только кажется, что, если она за ивент по триста тысяч рэ получает, ей на жизнь хватает. Считает себя гражданкой мира и рассчитывает после развода жить в Европе. Как она там будет жить, кому ее ивенты там нужны? Верит, что не зависит от него финансово – смешно… Или думает, ее Загревский будет содержать? А это уже грустно. Кстати, это все же Загревский? Вероника уверяет, что именно он, Наташка сама ей рассказывала.
Мысли конденсировались в холодную ярость. Загревский, долговязый бритый хлыщ с тускло-селедочными глазами и полным отсутствием эмоций, работал в лондонском представительстве их банка. Приезжая то и дело в Москву, сидел на том же этаже, что и Глеб, приходилось здороваться, говорить, сталкиваясь в приемных начальства. Глеб долго убеждал себя, что ничего и не происходит: селедочный и Наташа познакомились на корпоративе, дружат, как и уйма других, сутками напролет сидящих в чатах. Сначала не отдавая себе отчета в том, что это выдуманные отношения, а потом уже не отдавая отчета ни в чем, так размывается реальность в тысячах текстов и рваных встреч. Так, бумаги он разобрал, на сегодня все, надо вызывать машину.
Зайдя в квартиру, Глеб раскрыл окна и включил кондей, страшно затхлый воздух. Запихнул в холодильник пакет с продуктами, прихваченными по дороге, хлопнул вискаря и, еле дойдя до спальни, рухнул в постель. Край уплывающего в сон сознания царапнула мысль, что он не позвонил Наташе и детям…
Они проснулись среди ночи одновременно.
– Невыносимо притворяться. Вчера сказала, что ухожу. Хочу жить с тобой в Лондоне.
– Так и будет, но нужно время. Еще два года продержаться, пока я британское гражданство получу.
– И тогда мы поженимся. Но жить вместе мы же можем уже сейчас.
– Милая моя, мы граждане мира. Переедешь ко мне в Лондон, через год он будет тебе казаться такой же клеткой. Мы все уже привыкли жить на несколько стран.
Наташа уронила на подушку телефон, снова уплыла в объятия Игоря. Она бы и не требовала развода – Жукова ведь живет с двумя мужьями, – но Глеб мозгами застрял в совковых понятиях. И еще требует разменять их пентхаус, уму непостижимо. Cкакой стати ей с детьми ютиться в какой-то трешке, пусть и в тихом центре. Сколько раз они обсуждали все расклады с лучшей подругой Вероникой. Каждый вечер за полночь и каждое утро, пока водитель вез Наташу на работу.
«Не знаю, что делать, весь вечер
опять орал
_эмодзи_рожица_со_слезой».
«Не верю, чтоб Глеб орал».
«Ты его не знаешь, он абьюзер».
Вероника, хихикнув от слов «ты его не знаешь», размышляла, что бы такое ответить лучшей подруге, а лучшая подруга все строчила:
«Хорошо, не хочет разводиться, я согласна».
«Но зачем меня пытать каждый вечер?»
«Все же давно понятно».
«Реально садо-мазохизм_эмодзи_злобная_рожица»
«И еще смеет требовать делить пентхаус».
«Будто не его дети тут живут».
«Можно подумать, он не в состоянии
купить себе другую квартиру!» —
поддала жару Вероника.
– Пойдем в спальню, я замерзла, – они все еще лежали на террасе. С вечера жара, а ночью холодный ветер с моря, только в Тель-Авиве так бывает.
– Смотри, какие звезды, – откликнулся Игорь. – Я бы так всю ночь и лежал тут, на крыше.
Звезды – это волшебно… Она живет с ощущением хаоса, голова раскалывается, Наташа сжала виски ладонями. Глупые, ненужные мысли, все устроится, ей только сорок три. Это же счастье, в сорок узнать, что такое любовь. Ничего похожего у нее никогда не было.
Когда они с Игорем познакомились на гала-пати банка, когда он начал ей писать – всегда со словами «привет, красавица», – Наташа говорила себе, что это просто светский флирт. Когда он, зарулив в Москву, пригласил ее на ланч, она гнала от себя мысль, что тот поцелуй при прощании может что-то значить. Через какое-то время Игорь снова оказался в Москве, и от его голоса в телефоне у нее ухнуло сердце куда-то в подреберье. После ужина Игорь отвез ее домой, Глеб был в командировке, дети на даче с няней… Те пурпурные розы стояли еще две недели, а Наташа все убеждала себя, что это всего лишь пересып, нельзя терять голову. А потом все понеслось так, что еще через пару месяцев Игорь завел разговор о ее разводе. Когда он получит британский паспорт… И вот уже два года вместе, и все волшебно, кроме ожидания его паспорта, а все равно она до конца не может поверить в это счастье.