Полусвет
Шрифт:
Облизнув губы, я осторожно разжала пальцы и, выпутавшись из объятий Леопольда, медленно ступила вперед. Удерживаясь за стену, я подошла к Вагнеру так близко, насколько мог позволить мой бьющийся от паники мозг. Остановившись на расстоянии вытянутой руки под звуки простреливающий разум боли я медленно опустилась на корточки, заставляя себя смотреть Вагнеру в глаза.
— Всемилостивый Государь, за то, что я сейчас скажу, меня полагается наказать, — шепчу я так тихо, чтобы даже ему приходилось прислушиваться, чтобы услышать.
Вагнер не моргая посмотрел мне в глаза, а мне захотелось
— Но я скажу. Тот человек, что делает это, очищает мир от дерьма. Несмотря на то, что он меня подставил, он всегда может рассчитывать на мою помощь и поддержку. И пусть меня десять раз сожгут на солнце, но если он придет и попросит моей крови — я отдам всю до последней капли, чтобы стереть таких тварей, как ты, с лица земли. Я жалею только об одном. Что этот человек не я, Вагнер, — усмешка расползается по его лицу, а меня передергивает, — потому что моих сил и смелости на это просто не хватило. Поэтому, Всемилостивый Государь, — придерживаясь за стенку, я вновь поднялась на ноги и отвесила Вагнеру поклон, — мой ответ — нет, я не помогу с расследованием. У вас достаточно более опытных специалистов. Всего вам доброго.
Глава 4
Расправив на столе зачем-то валяющуюся у меня в вещах новую скатерть, я обреченно вздохнула. Ладно, даже старый подарок, видимо презентованный мне кем-то из немногочисленных жителей нашей деревни, нашел свое место в конце концов. Может и я найду. В почему-то я ее отрыла, хотя ни на одно из своих дней рождения не доставала. Стараюсь зачем-то, пытаюсь тоже произвести впечатление.
На кого? На человека, что вытирал с пола мою блевотину? К кровати ремнями привязывал, пока я металась в своем бреде? Хотя ошибаюсь. Скорее всего это все делали санитары. Да и я вроде как не навязывалась.
Очень романтично. Отношения, где у одного из двоих всегда за пазухой припрятан шприц с транквилизатором. Стеклянный подсвечник, что я не торопясь натирала полотенцем, вызывал такую тоску, что выть хотелось. Неужели я, как все? Без дела просто скатилась до страхов остаться никуда не пристроенной, одной? Поэтому я согласилась на этот чертов ужин и позвала его к себе?
Пристроив подсвечник на столе, я вновь поправила и без того гладкую скатерть. Ну вот же, опять. Мне тоскливо, скучно, но я с каким-то остервенением пытаюсь сделать все идеально. Я нервничаю, даже потряхивает.
Потому что никому не нужна калека, что на приличную работу устроиться не может и из блюд умеет только макароны варить. И овсянку, что последние пару лет несмотря на все привычки просто не лезет в глотку.
— Поберегись! — крикнул Петька, ворвавшись в кухню, и на воображаемом коне проскакал вокруг стола.
Увидев скатерть, Петька остановился, как вкопанный, а бежавшая следом за ним Ниночка влетела в спину своего брата. Господи, уже чуть-чуть и будут совсем взрослые, а ведут себя, как дети. Ниночка росла быстрее Петьки, несмотря на то, что ребята близнецы. Сейчас она была на голову выше своего брата. Ладно, не чуть-чуть, можно еще немного и побеситься.
Переглянувшись,
— Кузнечик, а у тебя сегодня гости? — прищурившись, как лиса, осторожно спросила Ниночка, пока я пыталась пристроить второй подсвечник так, чтобы было красиво.
Что такое красиво в моем понимание одному черту известно, но я же уже говорила, что пытаюсь сделать все слишком идеально?
— Допустим, — улыбнулась я и тут же недовольно осмотрела стол.
Не ровно. Один подсвечник выше и шире другого. Убрать, оставить один? Почему-то не хочется. А если один пристроить на подоконник, а один оставить на столе?
Правильно, поджечь занавески — самый верный способ спасения от тоски. Приключения, дым, крики. Такой интерактив. Заодно и пробежка с тростью, целая полоса препятствий.
Да что же все так сложно вообще? Зачем сунулась в эту романтику, если ничего в ней не понимаю. Да и кто мне сказал, что Леопольд в принципе имеет на меня какие-то виды? То, что он носится со мной, как с ребенком, говорит исключительно о его добросовестности.
Может свечи все же лишние?
— А кто придет? — вкрадчивым голосом, сделав шаг вперед, спрашивает Петька, — Леопольд? — многозначительным тоном, словно сам понимает, о чем говорит, добавил он тут же.
— С чего ты взял? — быстро посмотрев на трость, что лежала на стуле, я осторожно сделала шаг от стола назад, пытаясь оценить картину своих стараний.
— А я тоже так думаю, — задрав нос, решительно заявила Ниночка, — потому что вы хоть и взрослые, а ведете себя, как дураки.
— А по губам за такие слова? — я наклонилась вперед, опираясь ладонями на здоровую ногу.
— А это не мы так говорим, а Марина! — тут же нашелся Петька, — Мы же дети, все как губки впитываем. Твои слова, ага.
— Сейчас я покажу кому-то, “твои слова”, — прищурилась я и шутливо дернулась вперед.
Любимая наша игра. Дети носятся вокруг стола, а я делаю вид, что хромаю за ними следом. Нет, они не злые и знают, что я не могу их догнать, просто выглядит это забавно. В итоге все превращается в то, что они просто прыгают вокруг меня, пародируя кузнечика. Ну а в конце обычно мы валяемся кучей-малой, пытаясь друг друга защекотать.
Вот не дура ли, ладно они, дети.
В разгар веселья, когда Петька повис у меня на талии, я сама же ухватилась за эту чертову скатерть. Подсвечники с грохотом покатились вниз, разлетаясь осколками о пол. Это еще спасибо, что я стол накрыть не успела.
Дети боязливо подскочили на ноги, тут же убегая подальше от погрома, а я тяжело вздохнула, оглядывая результат наших трудов.
Черт, почему мне так обидно, что не будет этих сраных свечей?
Вот вам и сильная и независимая, готова разреветься от горстки стекла на полу.
Но ведь… просто в моей жизни не было ничего красивого, вот и все. Пару лет назад я устроила себе праздник, когда была в Москве, только не такой, как обычно — со сладкой ватой и каруселями, а новый. Взрослый праздник. Заказала ужин в дорогом ресторане. И там все было очень красиво. У меня было свидание с самой собой. Под приятную музыку и пламя свечей.