Полусвет
Шрифт:
Одно из совсем немногих хороших воспоминаний.
— Кузнечик, прости, мы не хотели, — вместе пролепетали дети, опуская головы, а я улыбнулась.
— Ничего страшного, — подмигнула я, пряча свое расстройство, — вместе набедокурили, не буду я ругаться. Сейчас уберу.
— Ты расстроилась, — констатировала факт Ниночка, выпятив нижнюю губу, — так жалко эти штуки, — шмыгнула носом Нина, пока Петька задумчиво разглядывал осколки.
Вытащив из-под раковины совок и веник, я принялась осторожно сметать осколки. Даже не знаю, почему сразу не достать пылесос. Просто
— Кузнечик, — вдруг подошел Петька, решительно забирая совок из моих рук, — не маленькие, сами уберем и пропылесосим. Ты лучше скажи, ты серьезно надумала свечи зажигать с Леопольдом?
От этой фразы, сказанной таким решительным тоном, захотелось смеяться, но я сдержала улыбку, кивнув в подтверждение слов своего защитника.
— Тогда давай лучше так. Одним ночью по деревне нам ходить нельзя, а тебе тут пару шагов, до хромаешь потихоньку. Мы тут все уберем, а ты иди.
Я недоуменно нахмурилась, а Петька обреченно закатил глаза. Еще бы по лбу себя хлопнул для полноты картины.
— У тебя в старом доме две красивых древних штуковины таких в шкафчике за стеклом стояли, ты нам еще играть давала, когда за вещами ходили, помнишь? Вот дойди быстренько и принеси, — словно умалишенной, поставив руки в боки, медленно и четко проговорил Петька, — ну и что стоишь? Скоро отец придет нас забирать, вот тогда точно не будет тебе никаких свечей с Леопольдом.
А я замерла, как вкопанная, не решаясь сделать хоть какое-то движение. Так, ладно, даже если опустить моральную составляющую того, что дом и любой предмет из него мне физически неприятен и просто посмотреть на факты, то тоже кажется все не очень хорошей идеей.
Дом полностью принадлежит мне. Вагнер переписал и свою долю на меня отправил документы через месяц после того, как мы виделись в последний раз. А я туда ни разу так по-человечески даже убираться не приходила. Ветхий сарай никому не нужен, хотя и на продажу я его не выставляла, как-то не красиво что ли.
Ладно, я вру. Тут только моральные факторы, ведь юридически дом мой.
Так что мне мешает сходить туда и проверить, на месте ли подсвечники еще моей мамы?
Тем более, что ни одна не живая душа в него проникнуть не могла, а про живую мне доложила бы баб Клава. Мой неустанный и вездесущий хранитель правопорядка.
Конечно это я уже думала, благополучно подходя к своему старому дому. Леопольд, мать его за ногу, один, а вампиров, которых я на дух не переношу — миллионы. Да и не столько Леопольд, сколько вот это желания чего-то красивого и светлого.
Никогда не думала, что мной может двигать не только ненависть и страх.
Когда-то этот домик казался мне зловещим. Хотя что тогда не казалось мне таковым? Сейчас же, просто покосившаяся от времени постройка, кое-как поправленная когда-то общими усилиями жителей и Вагнера. Я даже остановилась на секунду, разглядывая место, где прошел один из самых сложных этапов моей жизни — возвращения в реальность. Ключи от двери приятно грели ладонь, словно чувствуя, что снова окажутся дома.
Наверное в этот раз я просто оставлю дверь открытой.
Красть там нечего, да у нас все свои, некому красть, квартиры на ночь не запираем. Продавать я его не буду, а возвращаться сюда, как уже понятно за два года, мне незачем. Этот дом словно отпустил меня, а я должна отпустить его. Через полвека, возможно, когда у дома снова не будет хозяина, сюда возможно приедет Вагнер и сам разберется, что делать с тем, что останется. Я же решать этого точно не буду.
Прогнившая ступенька знакомо скрипнула под ногами, когда я воткнула ключ в замок и повернула три раза.
Щелкнув выключателем, я тут же зажмурилась от мигающего света старой лампочки накаливания. В доме несмотря на лето, было прохладно и пахло затхлостью и плесенью. Конечно, он деревянный и нуждается в постоянном уходе, а без такового природа медленно, но верно, начинает присваивать его себе.
Быстро прохромав в единственную в доме комнату, я включила свет и, отодвинув жутко скрипнувшую стеклянную дверцу серванта, осторожно вытащила два одинаковых подсвечника. Запах пыли тут же ударил в нос и я чихнула, закрыв рот ладонью.
Как я вообще могла их оставить? Связывала со своим алтарем? В день смерти моих родителей стояли ли свечи на столе? Этого я совершенно не помнила. Зато на другие праздники точно стояли. И сейчас эти воспоминания заставили меня не грустить, а тихонько опуститься на краешек кровати под звук пения металлических пружин.
Подхватив край покрывала, я осторожно собрала лежащую на подсвечниках пыль и улыбнулась собственным мыслям.
Раздавшийся скрип половицы заставил меня насторожится. Отчетливый шаг. Подскочив на ноги, я зажмурилась, отгоняя видение.
Слишком знакомые шаги.
Еще шаг.
Только на этот раз это не глюк.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы от ярости не запустить в вошедшего в комнату вампира подсвечником.
— Я был на кухне, — остановившись в дверном проеме, Вагнер засунул ладони в карманы джинс, разглядывая сжатые у меня в кулаках подсвечники, — не хотел заходить в заброшенную комнату.
Не говори. Я просто не хочу слышать твой голос. Не хочу знать, что ты существуешь. Что такие, как ты, существуете. Моего спокойствия и рассудка хватило только на то, чтобы навечно спокойно распрощаться с тобой два года назад. Два года — маловато для вечности.
Меньше четырех часов — даже близко не стоит с длительностью нормальной человеческой жизни.
— Как ты вошел? — поморщившись от тяжело давших мне слов, я осторожно положила подсвечники в пакет, быстро кинув между ними бумагу, — Ты же сам не пожелал оставаться здесь хозяином, а значит тебе нужно было мое приглашение, чтобы войти. Или на царей это правило не распространяется?
Мысленно я уже десять раз прокляла все свои светлые порывы, отменила ужин с Леопольдом, завалилась в ванную и хорошенько продезинфицировать чем-нибудь красным пятнадцатиградусным изнутри. Все настроение как корова языком слизала. Зачем я вообще поперлась за этими подсвечниками? Поехала бы в следующий раз в Москву и устроила себе ужин при свечах.