Полвека без Ивлина Во

Во Ивлин

Все очень просто: его ненавидят за то, что он великий артист. В Голливуде иногда прощают талант, но гения — никогда. Они выслеживают его, чтобы затравить до смерти. Как только стало известно, что Чарли Чаплин работает над новой лентой, прежде чем можно было что-то увидеть за пределами его тщательно охраняемой киностудии, критики уже приготовились заклеймить ее. Америка почти единодушно выступила против его нового фильма. Теперь эта волна докатилась до Европы. Я убежден в том, что мы должны оказать ему совсем другой прием.

Я посмотрел фильм на закрытом показе в Голливуде. Я шел туда, надеясь на один вечер вернуться в счастливую пору отрочества, а увидел потрясающее

и зрелое произведение искусства. Не хочу сказать, что нашел в этом фильме милое моему сердцу «идейное содержание». Там есть «идея», но скорее неутешительная.

Европеец не может жить в изгнании и сохранить свой культурный уровень неиспорченным. Американские интеллектуалы — это, в основном, беженцы из Центральной Европы, и бедный Чарли подхватил у них пару убогих идей. Гении часто пробавляются самыми нелепыми идеями.

Чарли вложил в этот фильм всего себя. Он — сценарист, режиссер и продюсер в одном лице. На протяжении всей картины он постоянно в кадре. Все исходит от него, в том числе и абсурдные идеи, и непревзойденная актерская игра, и искусство рассказчика.

Хорошо знакомый нам бродяга остался в прошлом. Его сменил вертлявый, старомодный, элегантно одетый французский буржуа, месье Верду, который промышляет тем, что женится и убивает своих «жен», чтобы завладеть их состоянием. Холодный профессионал, он мастерски, хотя и без особого удовольствия, выполняет свою работу и после каждого убийства возвращается к себе домой, где царит трогательная семейная идиллия.

Мы знакомимся с ним в саду, среди благоуханных роз; на заднем плане дымит мусоросжигательная печь, где он избавляется от только что убитой жертвы. А расстаемся у эшафота, где он — блестящий штрих — выпивает глоток рома, которого никогда прежде не пробовал, отчего его походка становится неуклюжей, а удаляющаяся фигура вызывает в памяти легендарные финалы чаплиновских фильмов, в которых маленький жалкий бродяга идет вразвалочку навстречу неведомой судьбе.

Между этими двумя сценами располагается череда великолепных выдумок; не будем их пересказывать, чтобы не испортить удовольствия зрителям. У другого режиссера повторяющаяся тема женоубийства могла бы стать назойливой. Здесь она не теряет свежести и не перестает изумлять.

Чарли Чаплин давно сошел с экранов. Появилось новое поколение зрителей, которые вообще его не знают. Для них фильм будет откровением, для нас — волшебным напоминанием о том, что перед нами — величайший актер всех времен, достигший творческой зрелости. Каждое движение он выполняет с точностью танцовщика. Посмотрите, как, шаркая ножкой, он демонстрирует качество паркета в доме, который пытается продать. А вот он накрывает стол на двоих, а потом вспоминает, что прошлой ночью успешно разделался с очередной жертвой, и оставляет один прибор для себя. Сравните эти мельчайшие, изысканные штрихи и приемы актерской техники с тем, что делают популярные звезды киноиндустрии, и вы поймете, почему против него все ополчились.

В фильме есть сцена с полицейским и бутылкой отравленного вина, которую я не хотел бы портить пересказом. Я просто хочу засвидетельствовать, что эта сцена — высшее достижение актерского и режиссерского искусства, какое мне довелось видеть.

Как я уже говорил, в фильме есть моменты надуманного философствования. Есть и неуместная сентиментальность. Но не будем чересчур привередливыми. «Месье Верду» — единоличное творение Чарли. В фильме играют и другие актеры, и все, за исключением тюремного капеллана, — превосходные, но они лишь воплощают выдумки Чаплина и служат для него фоном.

Успех или провал «Месье Верду» в Англии

будет проверкой — не Чаплина, а нас с вами. Неужели мы настолько одурманены Голливудом, что утратили вкус к искусству высшей пробы? Позволю себе в этом усомниться.

Evening Stamdard, 1947, November 4

The Estate of Laura Waugh

Ох, уж эти Римские скандалы

О фильме Сладкая жизнь Ф. Феллини

Более двух тысяч лет Рим был священным городом, единственной в своем роде столицей западного мира. Подобно человеческому сердцу, изнутри его раздирали распри, а извне угрожали варвары.

В настоящее время ему угрожают не варвары, а кинематограф и тесно с ним связанный новый тип туристов — не любителей искусства и не паломников, а искателей развлечений. Именно для них был выстроен квартал возле виа Венето. В соответствии с наспех принятым законом, недавно были закрыты бордели — скромные, недорогие и дисциплинированные, а их место заняли безвкусные ночные клубы. Они составляют незначительную часть города, которая привлекает к себе незаслуженно большое внимание.

Римляне всех сословий — куда более нравственные и достойные люди, чем жители Лондона, Парижа или Нью-Йорка. В Италии до сих пор не разрешен развод. Вскоре после войны возникло мощное движение в защиту развода. Сейчас общественные настроения переменились. Но существует небольшой круг людей, состоящий, в основном, из космополитов и киношников (а также горстки аристократов), который вызывает жгучий интерес у публики.

Подобно тому, как английские матроны любят по воскресеньям читать о жестоких преступлениях, которых явно не одобряют и к которым меньше всего склонны, публика жадно интересуется нравами, царящими на виа Венето. Более десятка газет наживается на этом интересе. Главная из них, «Ло Спеккио», печатает список имен, которые постоянно упоминаются в светской хронике. Все это смущает не только церковные власти; дошло до того, что Федерико Феллини снял фильм на эту тему. Он называется «Сладкая жизнь».

Фильм стал притчей во языцех. Он представляет собой череду эпизодов из жизни популярного репортера светской хроники. Жители Рима и других городов, где его показывали, были возмущены. Фильм не подвергся цензуре или порицанию Церкви, но многие благочестивые зрители были шокированы.

Несогласие вызывают два пункта: отношение к Церкви и римской аристократии — серьезных людей, которые очень серьезно к себе относятся.

Феллини не имеет отношения ни к знати, ни к Церкви. Он превосходно понимает и блестяще изображает мир кино и журналистики. Итальянская киноиндустрия была основана Муссолини, но обрела могущество лишь после его убийства. «Чинечитта», созвездие студий на окраине Рима, — очень скромное учреждение по сравнению с Калвер-сити [194] . Здесь трудятся, хотя и нерегулярно, около 2000 человек. Я своими глазами видел, как Росселини спокойно и уверенно снимал фильм с помощью одного оператора и двух электриков в павильоне, примостившемся где-то в углу, куда можно было проникнуть лишь ползком, пробравшись под строительными лесами другого киносъемочного павильона. Как это не похоже на огромные пространства и многочисленных ассистентов в американских киностудиях!

194

Калвер-сити считается одним из мест зарождения киноиндустрии; здесь расположены студии кинокомпании «MGM».