Полярные байки
Шрифт:
– А жратва где? – мрачно спросил Семен, еще раз угрожающе напомнил о «сухом законе» в экспедиции и забрал бутылки под полный командирский контроль.
Два литра на двенадцать рыл выпивкой не считались и в поздний обед законно проходили как аперитив. Семен понаблюдал еще некоторое время за сейсмическими быками, потом подозвал Стаса.
По вечерам Семен обычно играл в покер с местными элитами. Среди партнеров у него был приятель Фред, приехавший в свое время из Швеции разводить коров. С коровами экономика не пошла, тогда Фред снял в столице большой особняк, пригласил
– Знаешь, Стас, – задумчиво произнес начальник, – пожалуй, Марина на этот раз высказала не такую уж и глупую мысль. Есть у меня знакомый специалист, можно попробовать.
Стас быстро плюхнулся рядом, но еще быстрее напротив оказалась его жена.
– Правильно, Семен Аркадьевич! Нормальный ход событий, и все целы останутся. Я поеду с ними и все устрою…
– Ты-то как раз дома останешься, – остановил неуместный пыл начальник концессии.
– А кто им переводить будет?
– Нечего там переводить, – отрезал Стас.
Семен переговорил по телефону с Фредом, попросил того не жлобиться с ценами, с чем Фред быстро согласился, имея в виду массовость мероприятия. Договорились на этот же субботний вечер, причем Фред похвалил Семена за предварительное бронирование.
Сели за стол, разлили сразу обе бутылки; чтобы не размазывать аперитив, Семен поднял свой стакан и произнес тост:
– Сегодня, господа, у нас намечается культурно-массовый вечер. Выезжаем в двадцать ноль-ноль на трех машинах, захватите по семьдесят пять долларов. Можно и в «гуарани».
– Ни хрена себе! – возмутились господа, и даже никто не выпил. – На концерт Майкла Джексона, что ли? Да на фиг бы такой вечер за семьдесят пять баксов…
– Дело добровольное, никого не заставляю… – терпеливо переждал Семен. – А желающие поедут к девушкам облегченного поведения. На экскурсию.
Народные недовольства по поводу ценовой политики капиталистов сразу угасли. Выпили под достойный повод.
– Езжайте, а мы со Стасом телевизор посмотрим… – начала Марина.
– Телевизор ты одна посмотришь. Мы со Стасом сопроводим, устроим, потом вместе с тобой поедем к братьям-певцам. А там старшим назначаю Рубена…
Здесь придется прервать застольный разговор, чтобы объяснить, кто есть кто за этим столом.
Еще раньше повариха рассказала, что её коллега из соседнего дома удивлялась странному составу ежевечерних застолий. Удивлялась она, обычно подглядывая с верхнего этажа, когда её хозяева, чинные немцы, заканчивали обед и уезжали в город развлекаться.
За немецким столом обычно царила строгая атмосфера, кроме хозяев там изредка могли располагаться только очень высокие гости с известным социальным статусом.
За русским столом обстановка была иная. Молодые парни, в дневное время что-то все время перегружавшие, занятые починкой машин и механизмов – в общем, по виду работяги, вечером за столом сидели рядом с главным хозяином. Опытным глазом прислуги повариха безошибочно выделила Семена Аркадьевича. И ей было, опять же с точки зрения латиноамериканской прислуги, совершено непонятно, как такая демократия вообще возможна.
Повариха русского дома не вдавалась в вопросы неравенства и для упрощения сообщила, что здесь все родственники.
Марина появилась в экспедиции позже остальных. Её муж Стас долго убеждал Семена, что она в совершенстве знает испанский. Семен долго сомневался, не понимал, зачем в Питере совершенный испанский, наконец сдался и вызвал Марину. Тем более и выхода особого у него не было. Но он придумал иезуитский ход для проверки знаний. Он велел Марине в самолете через океан сделать литературный перевод песни Пугачевой «Настоящий полковник». Ну, там, где «…и прибой, как дворняга котлету, все следы нашей страсти слизал».
Коварный начальник (а каким еще должен быть настоящий командир?) убивал сразу двух зайцев: он проверял переводчицу, кроме того, он делал приятное своему главному по безопасности, местному отставному и милейшему полковнику Сервину. Семен так и называл его «коронель вердадеро».
Марина с заданием справилась блестяще. По крайней мере, так она декларировала. Но это выяснилось не сразу, а после экспертной оценки российского консула.
Игорь Шлаг, российский консул в Парагвае, худой, длинный пессимист, голосом и манерой говорить похожий на сатирика Коклюшкина, родился в Асунсьоне. Его дед служил в охране последнего российского царя. Семья по понятным причинам покинула Родину вслед за генералом Беляевым. Так получилось, что Игорь женился на внучке начальника охраны диктатора Стресснера. Специфика работы родственников навсегда сделала Игоря пессимистом, но русский язык в семье хранился безупречно.
Экзамен проводился в загородном поместье Игоря. Флегматичный консул прочитал оригинал и перевод, сидя на веранде в кресле-качалке. Сложив листы в трубочку, он посмотрел на свои бескрайние гектары непролазного леса, лежащие внизу, на вольер с огромными, разноцветными попугаями и сказал:
– Я видел в своей жизни два блестящих литературных перевода: «Божественную комедию» Лозинского… И этот – второй…
Надо ли пояснять, что Марина тут же отмела любые признаки сарказма в таком заключении? Более того, она обнаглела до такой степени, что позже напрочь отказала в исполнении песни красивейшей креолке, выбранной Семеном Аркадьевичем. Она заявила, что эта певица – типичный трансвестит и её прелести совершенно не являются основанием для слов «давит грудь подоконник». Она лично доверила своё культурное наследие тем самым братьям-певцам.
Рубен, которому начальник собирался поручить кураторство в публичном доме, был уникальным человеком. Родом из Сирии, он получил образование горного инженера в Аргентине, там же много работал в шахтах, потом переехал в Парагвай и женился на немке. Семен видел его старого тестя, стек и монокль которому хорошо бы подошли.
Специфическая горная карьера наложила на буйную натуру Рубена свой отпечаток. Несмотря на мусульманское прошлое, он пил водку похлеще российских помбуров, курил много и проиграл последние остатки нацистских сбережений тестя в карты.