Полярные байки
Шрифт:
Я, конечно, сейчас же узнал отца. В то утро он выглядел очень довольным, похвалил за недетскую осмотрительность и спел довольно громко и радостно про Мальбрука, у которого в самом начале похода случилась неприятность физиологического характера. Вот это «обос…ся» в сочетании с чудным именем запало мне на всю жизнь именно в отцовском исполнении. Позже я слышал и Утесова (конечно же, с некоторыми купюрами), но первое впечатление осталось на всю жизнь.
Откуда он взял эту песенку? Очевидно, в недавней войне ее переделали в соответствии с современностью под Гитлера. Ведь пели ее еще русские солдаты про
И потом, много позже, всегда, когда у него было превосходное настроение, отец неизменно пел про собравшегося в поход Мальбрука. Cо слухом у него было не все в порядке, но примерно сотая серия была уже с устойчивым мотивом.
Вся моя история с горе-полководцем Мальбруком связана с открытием углеводородного сырья за Уралом, началом эпохи развития Западно-Сибирской нефтегазовой провинции. Как писать о людях, которые в этом участвовали? А среди них и судьбы твоих родителей, и людей очень близких, почти родных, и не очень близких… И, само собой, судьбы и дела откровенных мерзавцев… Какой тут жанр подойдет? Для такого Писатель нужен, да где они? Видел одного паренька на ток-шоу, в титрах было написано «писатель», но – не знаю, не уверен. Достоевского вот знаю, с Кавериным переписывался, а про этих ничего не знаю. И это при том, что «Московский Дом книги» от меня в нескольких минутах ходьбы.
Мемуары и воспоминания участников и очевидцев скучны для всех, кроме самих участников. С документальными формами мне заведомо трудно: перечисление событий, приказов, фамилий – все это познавательно, но не живо. За голой фактурой невозможно увидеть человека. Что он думал, чем жил, каков он был, какое было время?
Людей, которых хорошо знаю и люблю, буду называть их собственными именами. А тех, в ком и в чьих поступках не уверен, покажу под вымышленными или совсем без привязки. От греха подальше.
Вообще на тему, ставшую основным делом моего отца, написаны десятки книг, сотни статей. Квинтэссенцией этих трудов явилась некая легенда о знаменитом открытии, центральным событием которого стал Березовский газовый фонтан. Как и всякая легенда, и эта изобилует неточностями, а порой и историческими искажениями.
Рассеиваться этот исторический туман начал через полвека после открытия, когда в преддверии 100-летнего юбилея моего отца, Александра Григорьевича Быстрицкого, я начал работать с архивами.
Предоставленная мне судьбой возможность более-менее объективно откорректировать легенды о начале эры нефте- и газодобычи в Западной Сибири и определяет жанр.
Я попытаюсь рассказать историю моего отца и Березовского открытия в своем видении, подкрепленном архивными документами.
Вышли мы все из Берёзово. Меншиков, правда, не вышел.
1947 год, послевоенная Молдавия. Как выглядел в 1947 человек, прошедший всю войну на фронте? Да еще штурманом авиации, награжденный боевыми орденами и медалями, и к тому же не увечный, а физически очень крепкий, с высшим образованием? Уверенный, полный энергии и энтузиазма тридцатишестилетний мужчина в летной кожаной куртке.
Сталин этих фронтовиков не любил. Он видел в них некую угрозу созданной им системе тотального страха, на которой в СССР держалось все. А на войне эти ребята столько повидали, попадали в такие ситуации, что и бояться уже устали. К тому же они увидели настоящую заграницу, где было создано много всего, причем не руками подневольных зеков, а на основе того самого враждебного капиталистического труда.
Сталин теснил фронтовиков на своем уровне. Он занимался маршалами, Жуков уже был сослан в Одессу. А подручные на местах занимались чинами пониже, вплоть до рядовых. В такой атмосфере на первый план выбивались тыловики, не воевавшие, не видевшие фронта, но зато по-прежнему надежные и преданные товарищу Сталину. Они становились героями, а фронтовикам становилось душно.
Прошли салюты-встречи 1945, с работой у недавних бойцов, несмотря на дикую нехватку рабочих рук, не очень-то получалось. Многие потерялись в этой непонятной обстановке, некоторые запили. Полунамеками это время показано в фильме «Чистое небо», глубоко и бесстрашно – в фильме В. Басова «Тишина». Но Шура Быстрицкий (далее просто Шура) особо и не задавался. Свою фронтовую строптивость он проявит позже, в Березово, за что и поплатится. Но все это еще впереди. А пока здесь, в Молдавии, он со своим другом Юрием Эрвье работал на геологических изысканиях по заданию НКВД. Работали в окружении сотрудников этой зловещей организации и догадались военной удалью не козырять.
До войны Шура Быстрицкий жил жизнью типичного советского комсомольца. Родился в 1911 году в эпизодически обеспеченной многодетной семье управляющего известной компании Бродского. Этот Бродский был тогда в Киеве знаменит своими фабриками, богатством и меценатством. Эпизодически – потому что в удачные месяцы после хорошей зарплаты жизнь принимала роскошные формы. Но Бродский был, по-видимому, прижимистым, и когда дело не шло, тогда и зарплаты не было. И отправлялись атрибуты роскошной жизни в ломбард.
В семье кроме Шуры были еще старший брат и две сестры, а в 1914 году родилась третья. Мать занималась самообразованием, знала наизусть многое из Пушкина и Лермонтова, хорошо играла на рояле. Собственно, происхождение Шуры было нетипичным для типичного комсомольца. После революции, когда ему исполнилось шесть лет, непролетарскую семью лишили многих прав, и они стали называться лишенцами. Отец его стал работать портным, а с 20-х начал сильно болеть. Когда Шуре исполнилось четырнадцать лет, после седьмого класса, он вынужден был обучение прекратить и поступить на работу.
Карьерный путь его начался на дровяном складе, затем он стал работать учеником ткача, а в 1929 году – на фабрике кондитерских изделий. Много позже, в 1958 году, он мне рассказывал историю про эту фабрику. Видимо, история была нередкой для голодной Украины начала 30-х. Он работал ночным сторожем и в числе прочего в одну из ночей караулил огромный торт, приготовленный для какого-то торжества. Охрана торта во время голода – это было серьезной проблемой. Торт был изготовлен из «сэкономленных» материалов, но Шура о коррупции в общепите не рассуждал, он был постоянно голодным. Сначала подравнивались края, потом придавалась другая форма – к утру торт сильно сократился.