Полярные байки
Шрифт:
Ноябрь 2014
Рассказы
Сила слова
Много раз приходилось быть свидетелем, как некоторые незаурядные товарищи умели находить такие слова и интонации, что убеждения оппонентов, тоже не слабых личностей, быстро и коренным образом менялись. Впрочем, убеждения, может быть, и сохранялись некоторое время, но поведение оппонентов резко изменялось. Бывший начальник Главтюменьгеологии Ю. Г. Эрвье на совещании мог очень кратко, емко, выпукло обратиться к очередному руководителю, и тот попадал в нокаут. Причем руководитель этот не какой-нибудь офисный функционер, дрожащий за свою должность, или там нервная барышня, а легендарный начальник тридцатитысячного коллектива,
Или, например, мой хороший приятель, грузин весьма преклонного возраста, побеседовал недавно в венском отеле с огромным быком – пьяным русским туристом. Тот здоровый, сильный, толстый, богатый мужик качал права на ресепшене самым отвязным образом, служащие испуганно мяли телефон в попытке вызвать полицию, охрана не спешила, и тут к мужику спокойно подходит мой грузин. Интернет про грузина болтал, что он знаменитый криминальный авторитет, но я ничего этого не знаю, никогда тему не обсуждали, я просто по-человечески с этим достойным представителем моей любимой страны дружу. Он тихо и внятно быку сказал что-то достаточно тривиальное, я расслышал нечто типа «пасть тебе, сука, сейчас порву». Ну, ничего такого нового для быка не было, его это лексикон. Но сказано было именно таким способом, что бык моментально испарился.
Примеров много, и все они более-менее объяснимы и логичны кроме одного, который я наблюдал на Крайнем Севере лет двадцать пять назад. До сих пор не могу понять, какие надо подобрать слова, чтобы взрослый далеко не робкий человек не только изменил поведение, но и резко и срочно поменял весь свой жизненный уклад.
Сначала придется рассказать про участников той короткой беседы.
Толя Рязанов
С Толей я встретился в поезде Воркута – Салехард. Я катался на горных лыжах на Полярном Урале, потом на полустанке запрыгнул в общий вагон с лыжами и в соответствующей спортивной одежде. Обычно полный вагон на этот раз был наполовину пустым. Вернее, в первой половине расположился невзрачного вида мужичонка, а остальные пассажиры, преимущественно жены вохровского состава местной исправительной колонии, испуганно набились в другую часть вагона. Мужик в среднем подпитии исполнял оперу местного композитора. В соответствии с либретто там было несколько персонажей, мужик за каждого исполнял партии на разные голоса.
– Григорий, мне сказала Нюра, что в доме отдыха «Прибой» завел ты с кем-то шуры-муры, кого-то видели с тобой, – пел мужик строгим женским голосом.
Потом тихий мужской фальцет как-то слабо отбивался от обвинений.
– Ты не на ту, дружок, нарвался, – энергично настаивала женская партия, – не нужен со своим цветком. Отдай пиджак, пальто и галстук, а я пойду писать в местком.
Даже самый строгий современный цензор-депутат ГД РФ не нашел бы в этой опере ненормативной лексики. Но мужик время от времени прерывал пение и кричал в дальний угол вагона:
– Ну что, бл…ди, допрыгались?
Дамы не понимали беспочвенности таких зловещих оценок, но в своих разноцветных кримпленовых пальто и одинаковых белых париках действительно могли сойти за этих самых «бл. дей».
Я подсел к нему. Разговорились. История для тех мест типичная: освободился, на работу не берут без прописки, жить негде, так как не работает. В лагере за долгую отсидку заработал немного денег, теперь гуляет в поезде.
Выглядел мужик страшновато и на появившегося нарядного, в белом шарфике мента смотрел со злобным удовольствием, словно оценивая, в какой именно момент сможет раздавить его как надоевшего комара. Менту было все ясно, скучно, и он уже тянулся за наручниками. Я попросил его не беспокоиться, поскольку у нас все нормально и дамы могут не переживать. Тогда мент оживился и затребовал мои документы. Я предъявил удостоверение начальника экспедиции с печатью Мингео СССР. Он был слегка ошарашен, не ожидая от зековского собутыльника в легкомысленной одежде такой предъявы. Помешкавшись, он отвалил, предупредив о соблюдении порядка и пообещав держать нас под контролем.
Я выставил свою бутылку, а мужик встал, протянул жестяную ладонь и назвался Толей Рязановым. В молодости он учился в Нахимовском военно-морском училище по специальности, связанной с радиоделом. На последнем курсе по пьянке подрался и ткнул кого-то отверткой. Сел, там добавили, потом вышел ненадолго, женился и вернулся обратно. Общий срок четырнадцать лет, большую часть которого провел за Полярным кругом. В таких условиях, надо думать, характер вырабатывается кремниевый. У людей определенного склада. По сути он не был преступником – так складывались обстоятельства. Он хотел нормально жить, но вокруг было много несправедливого. Домой в родной Питер он должен был вернуться с каким-нибудь якорем, на ноги прежде стать. Но перспектив было мало.
Прощаясь, я сунул ему номер своего телефона. «Отгуляешь – позвонишь, может? Придумаем что-нибудь». Через неделю он позвонил, и я устроил его в самую северную партию электрорадиомехаником. Работал он хорошо, в коллективе его уважали и звали Анатолием Ивановичем. Каждое лето он зазывал меня в Питер, хотел познакомить с женой и сыном.
Лукашевич
Этот тип патологически был преступником. Не знаю, сидел ли он, но нутро гнилое его выпирало при каждом удобном случае. Он приехал на Север из Алма-Аты. Собственно по направлению приехала его жена, начальник отдела кадров. Эта несчастная, истеричная женщина была полностью своим мужем подавлена. Он работал оператором котельной, к работягам относился с презрением и поначалу заставлял ее сблизиться с начальством, но как-то у них этого не получилось. Попить в приличной (на его взгляд) компании ему не удалось. Разумеется, виновата жена, за что очередной раз была наказана. Он был высок, жилист, силен; неприятное лицо с широким ртом и толстыми губами определило ему среди народа кличку Хлебало. Был он также полон каких-то неясных и идиотских амбиций.
Девяностые
В 90-х началась демократия. Сверху пришел приказ выбирать начальников на собраниях. И как-то так проститутски намекалось, что начальники могут быть и из простых рабочих. Тогда уже электорат формировали. Нас этим не удивишь: на Севере и до демократии бывали случаи, когда полуграмотный работяга становился вполне приличным командиром. Это дело индивидуальности, а не политики. 90-ые отдаленно напоминали семнадцатый год, когда рабочие или солдаты скидывали спецов и командиров и наиболее крикливые сами становились вожаками. Но удаленная экспедиция на самом Севере – это как отдельное государство, где руководитель и законодательная, и исполнительная, и судебная власть. Поэтому начальников среднего звена выбирать не позволил, а только ограничился собственными выборами.
Незадолго до этой кампании я сам провел небольшой демократический эксперимент. Обычно зарплата начислялась по всяким критериям, отражающим индивидуальные способности каждого. Как правило, всегда находились недовольные таким распределением. Тогда в одной из партий сорок тысяч рублей, заработанных за месяц коллективом, я предложил сорока рабочим распределить самим.
Три дня они митинговали между собой, выкурили три больших фанерных ящика «Беломора», потом пришли и сказали, чтобы их начальник партии сам распределил. Лучше они его будут материть, чем портить отношения между собой. Секрет тут простой: во-первых, никогда люди не работают одинаково; во-вторых, бездельники всегда стремятся делить поровну; в-третьих, бездельники громче всех и орут на собраниях; в-четвертых, добросовестным, или наиболее смышленым, или ловким и находчивым всегда неудобно объяснять нерадивому соседу, что заработали они разные деньги. Да и орать они так громко не умеют. Вот и вся демократия. Консенсус недостижим.
По объявлению выборов начальника экспедиции Лукашевич понял, что настал его час. Он рабочий, хлебало громкое, дура-жена на правильной должности по кадрам – словом, все предпосылки. С большой производительностью стали они штамповать от имени передового рабочего докладные, жалобы и прочие записки, вскрывающие преступные действия начальника в области техники безопасности, ущемления в зарплате, увольнения пьяниц, которых на самом деле надлежало воспитывать, и так далее и тому подобное. Такие сигналы очень любили в райкоме партии, работяги к подобным фактам относились достаточно безразлично. Ну разве что про зарплату потолковать. Избранное из этого творчества Лукашевич готовился огласить на разоблачительном выборном собрании.