Полюс холода
Шрифт:
— Пойдем на плотах, — предложил Алексей.
— А лошадь куда? — спросил Олонко.
— Ты приведешь ее в лагерь. А мы с Кузьмой Федоровичем поплывем. Долго ли связать плот из семи-восьми бревен?
— Эх, и умная ты голова, Алексей Григорьевич, — похвалил географа Ошлыков.
— Давайте вязать плот.
После обеда только было собрались отплывать, как откуда-то выскочила собачонка. Лохматая, дымчатая, с торчащими ушами, она отчаянно лаяла.
— Тузик! Тузик! — позвал Николай. Он узнал собаку старого Куна.
— Откуда она тут взялась? — удивился Алексей.
На поляну выехала оленья упряжка, возле нее шагал старый охотник. Николай и Алексей обрадовались. Радовался и старый Кун. Один Ошлыков не разделял общего восторга. «Кто же его выпустил?» — задавал он себе вопрос. При виде ящика, нагруженного на нарты, у него даже сердце екнуло. Неужели это тот самый?
Куна напоили чаем, угостили табаком.
— Однако, где ты пропадал? — спросил Олонко.
Кун покосился на Ошлыкова и усиленно задымил трубкой.
— Пропала та, которая ходит тропой охотников, — продолжал Николай.
— Ай-яй, беда! Ай-яй, беда! — закачал головой Кун. — Старый Кун будет искать. Скорей лагерь надо. Сидеть длинно не надо. Зачем плот?
Алексей объяснил.
— Ай-я-яй! — закачал головой Кун. — Река не знай, нельзя плавай. Умирай не надо.
— Зачем же умирать?
— Большой камень в воде много.
— Не может быть! — воскликнул Алексей. — Что же вы молчали, Кузьма Федорович?
— Ручаться не могу, но, по-моему, порогов на реке нет. Кун преувеличивает опасность, — сказал Ошлыков, а сам подумал: «Твоей погибели уже не хочу, ключ теперь не нужен».
— Ай, Кузя! Ай, Кузя! Умирай не надо!
Река имела форму дуги. По словам Куна, пороги находились на этой самой дуге.
Олонко предложил пойти берегом реки.
— Не стоит рисковать, Алексей. Я Куну верю.
Алексей исподлобья следил за Ошлыковым.
— Так, по-твоему, Кун, на плотах идти нельзя?
— Ни-ни! — покачал головой охотник.
— Тогда вы идите по берегу, а мы с вами, Кузьма Федорович, все же поплывем.
— Я согласен. Плыть так плыть! Заметь, однако, Алексей Григорьевич, я ведь не говорю, что нет порогов.
— Совсем недавно вы другое говорили, Кузьма Федорович.
— Ну, ладно. Плывем!
Алексей направился к плоту. Николай догнал его и взял за руку.
— Не храбрись, Алексей. Ошлыкову силенки не занимать, вон он какой! Спихнет он тебя в воду, и конец.
— Брось, Николай! Не впервые.
Алексей прислушался, не идет ли Ошлыков. — Что же он медлит?
— Кузьма Федорович, поторапливайтесь!
Оставшись вдвоем с Ошлыковым, Кун с опаской посмотрел на него. Старый охотник больше не верил Кузе, с которым когда-то пил за нерушимую дружбу.
Ошлыков исподлобья смотрел на охотника и думал. На плоту он, конечно, не поплывет: на реке пороги. Все это было затеяно, чтобы отделаться от Олонко и завладеть заветным ключом Соснина. «Почему бы этого ученого не оглоушить чем-нибудь, вытащить ключ из кармана и сбросить в воду? На горной реке всякое может случиться», — не раз думал Ошлыков до этой встречи с Куном. Заполучив ключ, Старовер намеревался послать с ним к старому охотнику Щеголя. Последний должен был показать ключ и потребовать ящик. Хорошо разработанный план провалился.
Ошлыков подошел к нарте и приподнял ящик. «Не унесешь!» — только и успел он подумать, как услыхал хрипловатый голос Куна:
— Ящик не надо трогай, Кузя! Стреляй буду!
Старовер увидел наведенное на него ружье. Он плюнул и подошел к костру.
— Ты обманул меня, друг Кун.
— Друга больше не надо. Кузя худой друг!
— Что ты, Кун! Мы же столько лет знакомы, а ты говоришь, что я не друг тебе.
Охотник покачал головой.
— Выпить хочешь, друг Кун?
Ошлыков достал из-за пазухи плоскую флягу и, запрокинув голову, сделал несколько глотков. У Куна внутри что-то засосало. Он проглотил слюну. Старовер протянул ему флягу.
— На, пей в знак дружбы, прямо из фляги.
— Кун не будет пить. Кузя запирай его на заимке. Кузя худой друг.
— Не хочешь пить, не надо! — сказал Старовер. — Может, ты, друг Кун, скажешь, что это за ящик везешь на моих оленях?
— Олешки Иринка давай.
— Правильно она сделала, что дала их тебе. Ну, а ящик-то куда ты везешь?
— Не надо, Кузя, спрашивай. Кун не говори.
— Экий ты стал неразговорчивый, — проворчал Ошлыков и оглянулся вокруг: на нарте, конечно, не удерешь, не зима, а Кун не промахнется, продырявит затылок. С берега донесся голос Соснина. «Надо уходить», — мелькнула мысль, и Старовер поднялся. — Ну, я пойду, — сказал он. — Вечером встретимся, ты ведь берегом поедешь?
Кун сумрачным взглядом проводил Старовера. Прибежал Олонко.
— Где Кузьма Федорович?
— Там пошел, — махнул рукой старый охотник на реку. — Худой человек Кузя.
Николай побежал туда, куда указал Кун. Ошлыкова там не было. Начали искать, стреляли в воздух, кричали. Старовер исчез.
— Осталось немного досказать, — продолжал Сергей Петрович. — Вечером Грей привел меня к расщелине. Я спуститься не мог, не было длинного каната. Подавали голоса: Грей лаял, я кричал. Но все напрасно.
У костра стало тихо.
— Завтра думаю спуститься в расщелину, — нарушил молчание Ветлужанин. — Саша, как ты на это смотришь?
— Согласен. С утра только слетаю в Комкур.
— Не задержишься?
— Нет! За полтора часа управлюсь.
— Максим Николаевич в день по три раза запрашивает о Наде.
— Вот что, Сергей Петрович, — сказал Цинченко. — В расщелину надо спуститься вечером.
— Почему?
— Утром опасно. К двенадцати часам с ледников уже идет вода. Утром вы ничего не сделаете. Вечером же, когда кончится сток ледниковой воды, вы, не рискуя жизнью, тщательным образом сможете исследовать расщелину. Не забудьте, у вас будет время с шести часов вечера до двенадцати часов следующего дня. Проклятая нога. Мне бы самому надо отправиться с вами.