Полюс капитана Скотта
Шрифт:
— Сначала я осмотрю все сам, — упредил их доклады Роберт Скотт, — а затем вы сообщите о том, чего мне не дано было видеть и слышать.
Полярники считали, что капитан наконец угомонится и их бесконечные метания по различным маршрутам, физически и морально изматывавшие людей, прекратятся до следующего сезона. Но Скотт словно бы боялся хоть на день оставить своих основательно измотанных людей в покое. Совсем недавно, тринадцатого апреля, он с большим трудом привел два санных отряда от Старого Дома. Но уже семнадцатого апреля заставил часть своего отряда вновь впрячься в пару больших десятифутовых саней, причем упряжка первых состояла из самого Скотта, а также Лешли, Дмитрия и
«Выступили в восемь утра, — сообщал в своем дневнике капитан, — взяв кроме легкого личного багажа недельный запас провизии и запасов для хижины: коровьего масла, овсяных круп, муки, свиного сала, шоколаду и так далее.
Холодный ветер с юго-запада. Мрачно, плохо видно. Ледовый Язык преодолели почти по прямой линии, но было много трещин. Следуя впереди, я не раз неожиданно исчезал с глаз товарищей, которые очень пугались, пока не подходили настолько быстро, чтобы увидеть, что произошло. Очень трудно было идти морским льдом, и тянуть при этом сани против сильного ветра, который разносил снег. Все настолько замерзли, что я решил сделать привал, напиться чая и переобуться. Пока готовили чай, Бауэрс и я пошли на юг, потом на север вдоль береговых скал в поисках места, в котором можно было бы подняться и, наконец, нашли нависший карниз, доступный с помощью веревки».
До Старого Дома они добрались в полдень восемнадцатого апреля, обнаружив при этом, что все обитатели его живы и здоровы, и, как заметил потом Скотт: «Не видно было, чтобы по нам очень скучали». На следующий день он устроил охоту на тюленей, а двадцатого апреля приказал выступить в обратный путь, «оставив, — как он уведомлял читателей своего дневника, — Мирза заведовать станцией и при нем Дмитрия — для ухода за собаками, Лешли и Кеохэйна — ухаживать за лошадьми. Нельсон, Дей и Форд остались, чтобы составить себе представление о местной жизни. Со мной пошли Уилсон, Аткинсон, Крин, Бауэрс, Отс, Черри-Гаррард и Хупер».
Путь вновь оказался предельно трудным и опасным. Люди настолько устали, что, когда добрались до базы, то обнаружили, что их нижнее белье покрылось льдинками от замерзшего пота.
— Все эти передвижения, — ворчал драгун-ротмистр Отс, видя, что люди, как и сам он, буквально валятся с ног от усталости, — имели бы смысл, если бы мы не знали, что через несколько дней вся группа Старого Дома должна прибыть сюда и зимовать вместе с нами.
— Мне тоже кажется, что «дискаверцы» вполне могли продержаться эти несколько дней без нашего визита, — признал Бауэрс, к которому Отс обращался. — Кстати, в течение двух дней море в районе Хат-Пойнта уже промерзло на четыре с половиной дюйма. А разводье, отделяющее Хат-Пойнт от мыса Эванса, промерзло значительно глубже, так что через несколько дней добраться от Старого Дома до нашей базы по хорошо накатанному маршруту будет так же просто, как и раньше. Но ничего не поделаешь, решение принимает командир, — тут же напомнил он ротмистру.
— Только странные у него порой решения получаются, не находите?
— По-моему, это уже настолько очевидно, что не подлежит ни обсуждению, ни, тем более, осуждению.
Но когда через несколько дней в разговоре с ними Скотт возмутился по поводу того, что обитатели Старого Дома почему-то задерживаются с перебазированием на место зимовки, офицеры лишь многозначительно, как опытные заговорщики, переглянулись.
— Они берегут свои силы и здоровье животных для выхода на «Южный тракт» в следующем сезоне, — молвил Отс. — Хотя я уверен, что, если бы мы не распыляли свои силы на десятки ничего не дающих нам боковых экспедиций, то уже в этом сезоне побывали бы на полюсе. Для этого у нас были все предпосылки.
— Но мы со своими складами, — все в том же возмущенном тоне напомнил ему полковник флота, — не продвинулись достаточно далеко на юг, дальше
— А что нам мешало сделать это? — пожал плечами Отс. — Нужно было только отказаться от лошадок и довериться собачьим упряжкам, как это делает Норвежец.
— У меня создается впечатление, что вы жалеете, ротмистр, что вложили свои деньги в мою экспедицию, а не в экспедицию Амундсена.
Бауэрс впервые присутствовал при подобной стычке офицера с командиром экспедиции. Он знал, что капитан был крут характером и старался поддерживать дисциплину самым жестким образом, как знал и то, что в отряде нарастало недовольство его бесконечными рейдами по окрестностям базового лагеря вместо того, чтобы сосредоточить все усилия людей и животных на полюсном направлении. Но никто не смел перечить полковнику флота столь откровенно, да еще с саркастической ухмылкой на лице, как это делал сейчас ротмистр-миллионер Отс, один из финансистов данной экспедиции.
— Пока особой досады по этому поводу не ощущаю, — все с той же саркастической ухмылкой парировал Отс, — но не исключено, что со временем действительно пожалею.
Скотт смерил ротмистра своим суровым проницательным взглядом, однако бравый драгунский офицер спокойно выдержал его.
— …А в самом деле, — спросил Бауэрс, когда Скотт ушел к себе в «капитанскую каюту», — что вас, как поговаривают, весьма и весьма состоятельного человека, привело в эту экспедицию, на этот континент?
— Желание убедиться, что я вполне в состоянии был снарядить свою собственную экспедицию на полюс, — лишь теперь магнат Лоуренс Отс стер со своего лица остатки сарказма и посмотрел в глаза собеседнику трезвым, решительным взглядом. — Да, собственную, только значительно мудрее, рациональнее организовав её. Например, назначив начальником экспедиции вас, лейтенант Бауэрс.
21
Скотт давно намеревался побывать на мысе Ройдс, на котором должна была находиться хижина, построенная экспедицией Шеклтона. Ничего нового для себя обнаружить на этом мысе капитан не намеревался; это была одна из тех познавательных экскурсий, которыми Скотт пытался поддерживать в своем отряде походный настрой и дисциплину. Наверное, поэтому в спутники себе он взял отборных, наиболее проверенных полярных странников: Уилсона, Бауэрса, Аткинсона, лейтенанта Эванса и Клиссольда.
Транспортом, в который им пришлось впрягаться на сей раз, служил специально сконструированный механиком Дэем «возок», состоявший из трубчатой рамы, укрепленной на четырех велосипедных колесах и загруженный походной печью, спальными мешками и небольшим запасом походной провизии. Оказалось, что «колесницу Дэя», как окрестил её Уилсон, тянуть значительно легче, нежели сани, особенно в тех местах, в которых санные полозья вообще проходили с трудом, теряя всякую способность к скольжению. И полярных странников это уже приободряло.
Подстрелив в бухте за мысом Барна императорского пингвина с редкой красоты оперением и тем самым пополнив свои мясные запасы, полярники уже к вечеру сумели пробраться сквозь скальную гряду и каменные завалы и оказались на «поляне», посреди которой и ждала их «южная резиденция Шеклтона». Архитектурным шедевром это строение назвать было трудно, тем не менее полярники обрадовались ему так, словно посреди ледовой пустыни их взору вдруг явился фешенебельный отель.
— …А я считаю, что начальникам экспедиций следует законодательно запретить увековечение себя в Антарктиде какими-либо строениями, — объявил Бауэрс, первым рванувшийся на лыжах к этой странноватой хижине и к прибытию остальных полярников уже успевший затопить печь. — Иначе через несколько лет мы станем ездить по прибрежью материка как по усеянным хуторами равнинам Нидерландов. Будет утеряна первозданная дикость здешних мест — вот что произойдет, джентльмены, если мы не остановим этот созидательный разгул!