Полюс капитана Скотта
Шрифт:
…Однако все это в прошлом, а в ту ночь, когда Скотт и Бауэрс решали, как им продержаться до «Однотонного» склада, Черри-Гаррард и Гирёв решали свою собственную судьбу, а значит, и судьбу экспедиции Скотта.
После вечерней кормежки собак Дмитрий вошел в палатку, преисполненный тревоги.
— Какая-то из лаек заболела? — насторожился Эпсли.
— Еще хуже: корма у нас осталось ровно столько, чтобы добраться до базы.
— И никакого резервного запаса?! — удивился англичанин, прекрасно знавший о том, насколько заботливо относится к кормежке собак опытный каюр.
— Максимум на два дня. На тот случай, если вновь
— Тогда все нормально. Пурга утихает, у нас двухдневный запас корма для собак… Пока что не вижу причин для тревоги.
— Но ведь группы капитана до сих пор нет, — мрачно напомнил ему Дмитрий.
— Так Аткинсону и доложим, что не смогли дождаться ее, — в том же тоне ответил англичанин.
— И как мы будем оправдываться потом, если она так и не придет?
— Почему вам, мистер Гирёв, русскому, постоянно кажется, что вы больше озабочены судьбой английской экспедиции, нежели я, англичанин?! — холодно вскипел Эпсли. — Как вы считаете: о чем я все эти дни думаю, сидя в этой чертовой промерзшей палатке, как не о том, как помочь капитану? Но дело в том, что мы даже представления не имеем, где сейчас он и его спутники. Может, они вообще не дошли до полюса, попали в разлом и погибли, или же заблудились на обратном пути и мученически встретили свою смерть?
— Но мы будем верить, что они все еще живы и приближаются к нашему лагерю. Иначе, какая же мы спасательная группа?
— Хорошо, они живы и движутся сюда. Но где именно они теперь находятся, сколько дневных переходов понадобится, чтобы мы увидели на горизонте их парус?
— Этого никто не может знать, — сокрушенно покачал головой Дмитрий.
— В таком случае давайте подумаем, как дальше выживать нам самим. Ни здесь, на складе, ни у группы Скотта корма для наших лаек нет. Если мы задержимся здесь дольше положенного, собаки останутся без корма, а мы без своего провианта. Тогда нам придется поедать сначала своих собак, поскольку они все равно погибнут, а затем те порции, которые в последующих складах предназначены для людей Скотта. Притом, что в его группе и так уже пять человек, вместо предусмотренных нашими складскими запасами четверых. Поэтому у нас будет только один выход: съесть своего спутника, превращаясь в гурманов-каннибалов. И тут уж — кому повезет.
— Упаси нас, Господи, от такого завершения экспедиции! — набожно перекрестился каюр. — Об этих страстях людоедских я и там, на Амуре и Сахалине, немало наслышан был.
— К тому же возникает вопрос: а зачем мы нужны Скотту без собачьей упряжки, без провизии? Какой от нас прок? Абсолютно никакого! Наоборот, лишние рты — и все!
В палатке воцарилось молчание. Дмитрий понимал, что англичанин прав, но его коробило то чопорное спокойствие, с которым тот принимал решение о возвращении на базу. «Какого дьявола мы тогда добирались сюда, за сотни миль?! И почему так спокойно обрекаем людей на гибель?!» — вот о чем кричала его душа.
— Давайте поступим так, профессор: завтра утром мы выступаем и делаем дневной переход в сторону полюса. Если не встречаем группу, тут же возвращаемся назад и уже без отдыха идем в сторону базовой стоянки.
— И тогда мы вернемся сюда, уже не имея никакого резерва кормов; а главное, вернемся с двухдневной усталостью. Вы на это готовы решиться, каюр?
— Получается, что готов. Это все, что мы можем сделать для спасения экспедиции Скотта.
— Почему речь идет о спасении? — изменил тактику англичанин. — Возможно, ни в каком спасении группа пока что не нуждается. На складах было достаточно провианта, группа прекрасно экипирована,
— Я готов точно так же успокаивать себя, — произнес Дмитрий, — однако нутром своим каюрским чую: в беде эти люди, в беде!
Эпсли закурил трубку, и какое-то время попыхивал дымом, размышляя над тем, какое принять решение. В последние дни Черри-Гаррард старался курить как можно реже, чтобы не сбивать на переходах дыхание. Когда же нарушал этот свой обет, некурящий каюр начинал ворчать, напоминая о вреде этого «ненужного дымопускания».
— Даже если допустить, что «полюсники» попали в беду, то нет никакой гарантии, что они находятся на расстоянии дневного перехода, — вслух размышлял Эпсли. — Я помню, что капитан обещал вернуться в промежутке между серединой марта и началом апреля. И, судя по всему, его расчеты верны. Если бы Аткинсон придерживался их, мы прибыли бы сюда на неделю позже и наверняка дождались бы их. В том, что мы без всякой пользы торчим здесь уже столько дней, несомненно, вина Аткинсона.
— Но теперь уже нет смысла искать виновных.
— Мы ищем не виновных, мы ищем ответ на то, в чем кроется ошибка нашего рейда. Если исходить из вашей версии, каюр, то пока что в беде пятеро полярников. Но если мы не проявим благоразумие, в беде окажутся уже семеро. И я плохо представляю себе, кто способен будет спасти нас, когда на базе поймут, что вернуться мы уже не сможем. Потому что надвигается полярная зима, с ее многомесячной полярной ночью, метелями и морозами.
И вновь Дмитрий вынужден был признать, что в рассуждениях своих англичанин по-житейски мудр, тем не менее с надеждой спросил:
— Однако завтра мы все же проделаем этот однодневный бросок на юг?
Не услышав ответа, русский повторил этот вопрос, а затем еще раз повторил его, уже когда они залезали в свои спальные мешки, однако Черри-Гаррард продолжал упорно отмалчиваться, как могут отмалчиваться в подобных ситуациях только англичане.
31
Во время вечернего осмотра его ног, Отс уловил в выражении лица доктора нечто такое, что заставило его встревожиться больше, чем когда-либо.
— Как считаете, Уилсон, у меня еще есть шанс выкарабкаться?
— Такой же, как у каждого из нас, — угрюмо ответил Эдвард, смазывая его ногу мазью и накладывая на нее легкую повязку, поверх которой помог ротмистру надеть шерстяной носок. — Если только он у нас все еще существует.
— Вы не правы, док, ваши шансы не сравнимы с моими. Понятно, что все мы рискуем, но я к роковой черте оказался ближе всех.
— Тогда уточните, что вы имеете в виду, когда говорите о шансах, — принялся Уилсон за вторую ногу драгуна.
Скотт, внимательно наблюдавший за этой процедурой приготовления Отса к завтрашнему дневному переходу, прекрасно понимал, что доктор всего лишь тянул время, пытаясь как-то почеловечнее выйти из ситуации.
— Я хочу спросить, как долго я смогу продержаться без гангрены. Есть ли у меня шанс дойти до базы?
Уилсон быстро наложил повязку, натянул на нее носок и подал ротмистру спальный сапог — влажный, отяжелевший, явно не успевший просохнуть.
— Честно вам отвечу, Отс, что я этого не знаю, — отвел взгляд врач, и не только Скотту, но и ротмистру стало понятно, что он уходит от прямого ответа. — Мазь, которой я смазываю ваши ноги, оказалась намного эффективнее по своим свойствам, нежели я предполагал. Она явно сдерживает процессы. А там, кто знает, как поведет себя организм? Именно ваш организм, с его особенностями. В этом все еще остается много неизученного.