Полюса притяжения

Тодорова Елена

— Конечно, Денис Витальевич. Это все?

— Да, все. Я жду.

Через несколько минут Лена заходит в кабинет с чашкой кофе.

— Предложение в силе. Кирилл Андреевич будет ждать вас «в шесть и даже в половине седьмого». Это точная цитата, если что.

— Отлично. Спасибо, Лена. И за кофе тоже. Сейчас закинусь и поеду. Документы готовы?

— Ну конечно. Вот, черная папка.

— Тогда можешь уйти пораньше сегодня.

— Прямо сейчас?

— Да. Ты свободна.

— Спасибо, Денис Витальевич!

Видимо, в ту же минуту сбежать

у Лены не получается. Она снова вызывает его по селектору.

— Да?

— Денис Витальевич, к вам Наталья Ильинична.

— Впусти.

— Хорошо. До завтра, Денис Витальевич. Прекрасного вечера.

— До завтра, Лена.

Заканчивая разговор, машинально поднимается, чтобы встретить мать. Она пересекает обширную площадь кабинета с выдержанным темпом и природным изяществом.

— Здравствуй, дорогой.

Принимая ласку, наклоняется, чтобы в ответ обнять мать и подставить щеку для поцелуя.

— Здравствуй, мама.

Выпрямляясь, прощает и привычный визуальный осмотр на предмет физического и психологического состояния.

— Лена сказала, ты через десять минут уходишь.

— Да. Встреча с Демченко.

— А я хотела тебя в «Бодуран» пригласить. Давно мы не сидели, — последнее без какого-либо упрека.

У Натальи Ильиничны для этого слишком идеальные манеры.

— Извини, мам, сегодня точно не смогу. В офис уже не вернусь. А на вечер тоже есть планы.

Взгляд женщины набирает интенсивной пытливости. В какой-то момент и вовсе становится озадаченным.

— Планы — это хорошо, — крайне медленно протягивает она. А затем, напротив, начинает говорить быстро и несколько эмоционально: — Прости за прямоту, сын, но раз уж ты спешишь, не буду ходить кругами.

— Ого, как заходишь, мам, — беспечно усмехается Денис. — Кажется, так ты со мной класса с девятого не разговаривала.

— Возможно, — отводит взгляд в сторону, уже не скрывая обиду неясной для него природы.

Чем он обидел ее?

К счастью, Наталья Ильинична и в правду не любитель морочить голову ни себе, ни собеседнику. Подходит к сути:

— Позволь все же поинтересоваться, дорогой мой, почему свою девушку ты первым делом представил консьержу, а не нам с отцом?

Этот вопрос Рагнарина настораживает. Он не пытался делать из своих отношений тайну, но такой подход со стороны матери ему почему-то не нравится.

— Что это, мам? С каких пор ты наводишь справки о моей личной жизни?

— Господи, да какие справки, — не повышая голос, делает слабую отмашку рукой. — Сегодня находилась поблизости Серебрянической. Заехала к тебе буквально на час перед встречей с Галей, чтобы не шататься впустую по городу. Вежливо перекинулась парой фраз с консьержем. Он и похвалил «мою невестку», — сообщает с нажимом на последнее словосочетание. — Мол, какая милая, воспитанная, приятная, улыбчивая, красивая… — пытается звучать равнодушно, но голос на эмоциях становится слишком слабым. — Я просто обалдела, — это уже с апломбом, в сердцах прижимая к груди ладонь. — Как идиотка, стояла и хлопала глазами.

«Черт возьми…»

Денис планомерно переводит дыхание. Направляет на пышущую изумлением мать твердый взгляд.

— Прости. Я собирался в ближайшее время вас познакомить. Если, конечно, вы с отцом пообещаете не вести себя как снобы.

Глаза Натальи Ильиничны округляются.

— Это еще что за заявления? Я лишена всякого снобизма, в принципе, — искренне возмущается она. А встречая тот самый взгляд сына, заметно сникает. — Ну может, самую малость… Сейчас просто люди такие.

— Мам, послушай. У меня правда мало времени. Но, чтобы не оставлять разговор незаконченным… Яна не из наших кругов. Она вообще не из Москвы. Не из России.

— Не из России? — в какой-то момент неосознанно хватается за сердце, но голос не повышает. — Откуда же, позволь поинтересоваться?

— Из Турции.

С лица матери враз все краски сходят. В глазах мелькает замешательство, полное трагизма, но она совершает медленный вдох и стоически овладевает эмоциями.

— Вот так новость, — произносит практически ровным тоном.

— Яна — очень важный человек для меня, мама.

— Я представляю, — с тем же трагичным беспристрастием.

Опуская взгляд, бездумно крутит на пальцах одно за другим кольца.

— Я очень надеюсь, что ты не выкажешь какого-либо предвзятого отношения к ней, ее стране, ее вере и ее финансовому положению.

После этой прямой просьбы, которая больше походит на предупреждение, Наталья Ильинична выглядит практически разгневанной, что случается с ней совсем уж редко.

— А вот это оскорбительно, молодой человек, — пытается надавить авторитетом. Впрочем, у нее это всегда получается. Денису становится стыдно. — Разве мы с отцом когда-то вели себя неуважительно с твоими друзьями?

— Никогда. Прости, но я должен был предупредить. Яна и без того стеснительная. Не хочу, чтобы вы своими аристократическими замашками ее испугали.

— Да уж… Аристократическими замашками… — снова принимается за кольца. — И когда… Когда ты приведешь ее знакомиться?

— Возможно, в воскресенье. Отец будет дома?

— Да куда он денется, с такими-то новостями, — не меняя интонации, потерянно замечает Наталья Ильинична. — Тетю Раю приглашу. И Гонтаревых. Ты не против?

Куда еще Гонтаревых? Пригласишь их, притащат за собой дочь, которую навязывают Денису с детского сада.

— Против, мам. Давай пока без третьих лиц. Только ты и папа.

Поднимая портфель с документами, обнимает мать за плечи и мягко направляет в сторону двери.

— Удивительно, — сухо замечает она по пути. — С тобой ведь никогда не было проблем. Никогда, — говорит так отстраненно, будто всего-навсего размышляет вслух. — Ну, кроме того случая, на втором курсе университета, когда ты впервые изрисовал свою кожу и заявил, что это тоже «искусство».

— Все ты помнишь, мама.

— Конечно, помню. Кроме того, что ты мой сын, ты у меня еще и единственный.