Помеченный смертью
Шрифт:
– Я лишь хочу понять, насколько напряжен ритм вашей жизни.
– Я понял, – кивнул Бородин, еще больше суровея, оттого что его мысли угаданы.
– Много приходится работать?
– Да.
– Встаете рано?
– Да.
– И поздно ложитесь?
– Да.
Морозов провел ладонью по столу, будто смахивая с его поверхности невидимую пыль.
– Вы несколько зажаты.
– Что? – не понял Бородин.
– Я говорю, что вы очень настороженны и зажаты. И у нас с вами беседа получается какая-то протокольная, сухая.
– Я не очень люблю говорить о себе.
– А вы не говорите о себе. Отстранитесь. Как ваше имя-отчество?
– Андрей Алексеевич.
– Фамилия?
– Бородин.
– Вот и расскажите мне об Андрее Алексеевиче Бородине. Знаете такого человека?
– Знаю, – осторожно усмехнулся Бородин.
– Расскажите мне о нем, что вам известно.
– Это очень неконкретно. Вопросы, пожалуйста, задавайте.
– Бородину много приходится работать?
– Много.
– А что в его работе самое трудное?
– Думать.
– Почему?
– От его реакции слишком много зависит.
– Прибыль, да?
– И прибыль тоже.
– А кроме прибыли – что?
– Все. Вся жизнь.
– У Бородина есть враги?
– Как и у любого человека.
– Он их боится?
– Нет.
Морозов быстро взглянул на собеседника.
– Бородин сильнее своих врагов?
– Да.
– Они не доставляют ему хлопот?
– Нет.
– А семья?
– Что – семья?
– У Андрея Алексеевича Бородина есть семья?
– Есть.
– Жена? Дети?
– Жена и сын.
– Бородин беспокоится за сына?
– В общем, да.
– Его сыну угрожает опасность?
– Нет.
– А жене?
– Нет.
– Жена Бородина изменяет?
Бородин резко вскинул голову.
– Изменяет? – повторил вопрос Морозов.
– Нет. Ну у вас такие вопросы…
– Я не задал еще ни одного лишнего вопроса.
– Ну хорошо, – поморщился Бородин.
Он уже совершенно не проявлял энтузиазма.
– Родители Бородина живы?
– Да.
– Они часто болеют?
– Не чаще, чем другие люди в их возрасте.
– У Бородина часто срываются сделки?
Переход был слишком стремительным – и Бородин растерялся, переспросил:
– Что?
– В бизнесе Бородина часто случаются неудачи? Сделка сорвалась, кто-то подвел, кредит не дали или еще что-то в этом роде.
– Бывает.
– Это нервирует?
– Конечно.
– Сильно?
– Я бы не сказал.
– А как выходит из стресса?
– Кто?
– Бородин?
– По-разному.
– Алкоголь?
– В меру.
– Выезды на природу?
– Нет.
– Женщины?
– Нет.
– Нет? – вроде бы даже удивился Морозов. – Почему?
– После стресса на женщин смотреть не хочется.
– Но потом все приходит в норму?
– Да.
Бородин уже совсем посмурнел лицом.
– Бородину часто приходится обманывать?
– Нет.
– У него есть такие враги, которые способны устранить его физически?
– Нет.
Бородин все больше темнел лицом.
– А сам он способен расправиться со своим конкурентом с жестокостью? Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю?
– Я понимаю! – взорвался Бородин. – Я все в ваших вопросах понимаю! Я не понимаю одного – к чему все это? Что за комедия?
Он побагровел и выглядел ужасно.
– Не надо кричать, – кротко попросил Морозов.
Чертов «волосатик»!
– Я не того ожидал, когда шел к вам! – все еще кричал Бородин, правда, уже остывая.
– А чего вы ожидали?
– Помощи.
– Помощь не может быть абстрактной, такой, знаете, вообще. Я должен сначала обнаружить причину происходящего с вами и только потом действовать. А я ее не вижу – этой причины! Не вижу! Все у вас нормально – на словах, – все без проблем. И едва я пытаюсь копнуть глубже – вы выпускаете иголки, как еж.
Морозов слишком, наверное, увлекся, обличая, и сам это почувствовал.
– У меня метод простой и эффективный, – сказал он мягким голосом. – Нахожу причину, провожу после этого с пациентом все необходимое – и через пару недель человек забывает о своих трудностях.
«Через пару недель» – это звучало очень заманчиво. Бородин вздохнул, не сдержавшись. Морозов неожиданно засмеялся:
– Самые сложные пациенты – предприниматели. Они всегда очень собранны, мозги у них работают четко, как калькулятор, и еще – они никому никогда не доверяют, даже врачу.
Морозов склонился и заглянул собеседнику в глаза:
– А в таких случаях нельзя сохранять трезвый рассудок. Надо расслабиться. Доверие и полная открытость – и тогда у нас с вами все получится.
Его голос звучал тихо и завораживающе – почти шепот. У Бородина почему-то потеплели ладони.
– Полное доверие, – продолжал Морозов. – Это даже не исповедь. Это другое. Шелест, шум, шаги, шорох, шмель шуршит…
Бородин даже не сразу уловил, что речь Морозова стала бессмысленной и бессвязной, только вот этот звук и остался – ш-ш-ш-ш – от него кружилась голова и тяжелели веки. Голос говорившего стал немного громче и звучал как будто издалека. Бородин теперь вновь улавливал слова: