Помеченный смертью
Шрифт:
– Я вам помогу. Но – полное доверие. Непременное условие. Я знаю, что делаю. Через две недели все придет в норму. Требуется только ваше согласие.
Пауза – и вдруг коротко и громко, как вскрик:
– Вы согласны?
– Да! – так же громко и для самого себя неожиданно ответил Бородин и очнулся.
Морозов склонился над ним, внимательно вглядываясь в глаза:
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально, – ответил Бородин.
– Какие-нибудь неприятные ощущения есть?
– Голова немного побаливает.
– Вы за рулем?
– У меня шофер.
– Отлично.
– Я столько днем не сплю, – слабо улыбнулся Бородин.
– И тем не менее.
Морозов сделал какую-то пометку в лежащем перед ним блокноте.
– Я жду вас завтра в двенадцать.
– Хорошо, – отозвался Бородин.
– Пожалуйста, сегодня – никакого алкоголя, снотворных, наркотиков.
– Наркотиков? – удивился Бородин и как-то пьяно качнул головой. – Я не… Я не…
Морозов склонился над ним и приподнял веко.
– Ничего, – сказал после паузы. – Все будет в порядке.
Бородин, ступая на ватных ногах, спустился к машине. Сел на переднее сиденье, коротко и не очень четко сказал водителю:
– Домой!
Он видел все предметы вокруг, но они почему-то имели нечеткие очертания, будто были сделаны из студня. Видеть это было невыносимо. Бородин торопливо смежил веки и через несколько мгновений уснул.
Проснулся он на следующий день, в шесть часов утра. Обвел взглядом комнату – он лежал на своей постели, рядом с женой. Жена еще спала, и не у кого было спросить, что такое с ним, Бородиным, накануне приключилось.
7
Все повторилось. Кирилл проснулся, как и накануне, и через несколько минут услышал неясный шум за дверью, это Анна выскользнула из дома через окно, чтобы через пару долгих минут окунуться в ласковую воду океана. Кирилл выждал эти две минуты, поднялся и вышел из дома. Он направился к океану по тропе, по которой только что прошла Анна, шел медленно и при этом непроизвольно оглядывался по сторонам. Это выглядело смешно, но некому было оценить комизм ситуации.
Место для наблюдения у него было отличное. Стволы двух пальм поднимались из песка, из одной точки, и только в полуметре от земли разделялись, завершаясь высоко в небе двумя раскидистыми кронами, и вот за этими пальмами и готов был затаиться Кирилл. Он пока не видел Анну, она была где-то впереди, у кромки воды или в воде. Кирилл пригнулся, чтобы не быть обнаруженным, сделал шаг вперед, и вдруг кто-то неожиданно и резко схватил его за ногу и рванул вверх. Кирилл от неожиданности вскрикнул, и в следующий миг оказался висящим вниз головой, подвешенный к ветке за ногу.
– Ого! – услышал он, рванулся, но на ноги встать не смог, продолжая висеть, вид имея самый что ни на есть глупый.
Перед ним стояла Анна – смешливая, руки в карманах халатика.
– Хорошая обезьяна! – сказала с восторгом Анна. – Редкий экземпляр! Что за порода? Бабуин?
Кирилл побагровел – то ли от стыда и досады, то ли от того, что висел вниз головой. А Анна присела на корточки, Так что ее гладкие колени оказались перед самым носом Кирилла, и сказала ненатуральным
– Ох, это ты? Вот неожиданность! Извини, родной! Я здесь поставила ловушку на обезьян, они повадились по утрам шелестеть травой.
Ее глаза смеялись – она все прекрасно понимала. Вычислила его – и проучила, как мальчишку.
– Перережь веревку! – процедил сквозь зубы Кирилл.
– Жалко!
– Перережь! – зашипел он.
Анна ушла на станцию и вернулась через пару минут с ножом, перерезала веревку. Кирилл упал, но не больно, тут же подхватился и сел в траве, с мрачным видом рассматривая что-то у себя под ногами.
– Не ушибся? – заботливо пропела Анна.
Ее голос звучал просто издевательски. Кирилл зло глянул на нее, резко поднялся и пошел на станцию.
Анна вернулась почти через час. Была бодра и весела – и это уж совсем было невыносимо.
– Я разрезала веревку. Ты сделаешь мне новые силки.
– К черту! – односложно ответил Кирилл.
– Ты не в духе? – она участливо заглянула в его глаза.
– К черту! – повторил Кирилл, все больше распаляясь.
Анна поняла, что он очень не в духе, и отстала. Они не разговаривали ни во время завтрака, ни после него. Как-то так оказалось, что им обоим есть чем заняться в этот день, и они разошлись в стороны, потеряв друг друга из вида.
Кирилл злился и никак не мог успокоиться. В какой-то момент, услышав шаги за стеной, он быстро поднялся, чтобы закрыть окно – хотел продемонстрировать Анне, насколько сердит, – и замер. За окном, на поляне, было много людей, больше десятка. Африканцы в пестрых рубашках, все мужчины, неспешно шли к дому. Они еще не видели Кирилла, и он мог бы спокойно уйти, скрыться в зарослях, но был слишком сердит сегодня, и мысль о возможном бегстве даже не посетила его. Он толкнул дверь ногой и встал в проеме, уперев руки в бока. Африканцы остановились – все разом – и рассматривали Кирилла внимательно и с интересом, потом заулыбались и загомонили – вновь одновременно – и направились к Кириллу. Он стоял непоколебимой стеной, и гости были вынуждены остановиться, о чем-то гомонили, размахивали руками перед самым его лицом, и когда это ему надоело, он сказал коротко и сердито:
– Пошли!
И рукой показал направление. Он почувствовал себя здесь хозяином и вел соответственно и вдруг увидел, как двое африканцев – один за другим – юркнули в окно. Они перехитрили его, заходили с фланга, и Кирилл заорал, бешено вращая глазами:
– Пш-ш-ш-ли!
Африканцы нисколько его не испугались, закричали беспорядочно и вдруг бросились вперед. Это произошло так неожиданно, что Кирилл упал. На него, лежащего, кто-то даже дважды наступил, он смог подняться в конце концов и, обнаружив, что непрошеные гости – все, до единого – уже в доме, бросился следом за ними. Африканцы выбрасывали в окно коробки с провизией, и делали это так споро и слаженно, будто ничем, кроме грабежей, в своей жизни больше не занимались. Кирилл возмущенно ухнул и бросился вперед, но в ноги ему нырнули сразу трое, он упал, хотел быстро подняться, но не успел – его ударили по голове чем-то тяжелым, потом еще и еще, и он отключился на какое-то время.