Помехи
Шрифт:
Если пароход приходит к утру, то, вероятно, до рассвета. На пароходе должна быть его невеста. В Крыму всех расталкивали по судам как могли, и он ее не уберег – потерял. Но она жива, просто приплывет позже. Все же спасибо туркам. У самих неспокойно – отголоски Великой войны повсюду, а ко всему прочему нищета, но она всех забрала себе. Интересно, где коротает эту ночь барон Врангель?
Узкие улочки Стамбула, пыль, женщины в неряшливых одеяниях, мужчины агрессивного вида и русские. Много русских.
Прошел мимо кабака, на который указали ему солдатики. Решил заглянуть позже. Лишь погремел в кармане мелочью об портсигар. Папирос там три. А часов до парохода минимум пять. Каждый из них как маленькая жизнь – тянется, завывает в сознании. Неизвестность позади, неизвестность впереди, неизвестность сейчас. Сапоги в пыли чужого города на чужой земле. А дальше во Францию? Хоть куда, лишь бы пароход пришел, а там – его Даша. Но как о ней позаботиться там, где ничего нет? Главное – жизнь, наверное.
Улица за улицей, мечеть за мечетью, вторая папироса за первой, и часы незаметно переползли заполночь. От второй порции табака затошнило. Остановился, прислонившись к стене дома.
Дома, дома, и везде одинаковые. Лишь минареты торчат с разных сторон, а на другой стороне Золотого Рога тоже дома, как на сопках Владивостока.
Слышно чьи-то пьяные крики. Грабят? Насилуют? Надо ждать пароход, а там… Одна и та же мысль вращалась в голове. Беспокойство и ком в горле. У него даже нет ее фотографии на случай, если навсегда исчезла. Нет, такого не может быть. Чертова папироса спутала мысли.
Сделав круг по кварталу вокруг Ай-Софии, офицер вернулся к тому же месту, откуда начал свой путь. Теперь здесь тихо и пусто. Час ночи. Побрел в сторону порта дожидаться там. Наверняка найдутся и молодые офицеры, а кто-то с такой же бедой, и будет о чем поговорить. Да и кабаки там наверняка есть. Хотя есть ли там такие же папиросы? Последняя, что тряслась в портсигаре – солдатская, сладкая.
Ноги устали и еле несли тело под чужими звёздами. По дороге встретилось ещё несколько русских, явно подвыпивших. Сутки вольницы перед отправкой дальше дорого стоят. Кто выжил в мясорубке на Перекопе, тому жизнь – как птице.
Как же спутывается сознание от всей этой чуши, что творится в мире. Крупная брусчатка сменилась брусчаткой помельче, а это значит, что Золотой Рог уже близко. Заглянул за угол – кабак. Написано что-то вязью – неважно. Зашел внутрь.
За столиками сидят такие же офицеры, только форма у них почище. Курят и пьют. Тоже нужно чем-то смочить горло. Кто-то узнал его в дальнем углу.
– Володя, – послышался знакомый голос, – айда к нам.
В дыму и полумраке он не мог разглядеть лиц за столиком, но уверенно пошел на звуки своего имени.
– Айда, айда, присаживайся напротив.
– Господи, это ты, Вань, – воскликнул Володя.
– Ну а кто еще?! Нашелся! Товарищи, вина плесните! Не откажешься?
– Не откажусь!
Чья-то рука с сигарой подтолкнула к нему стакан, а другая налила в него густую красную жидкость.
– Здесь такие виноградники! Пей!
Вино показалось крепким. Скорее, это портвейн, но так даже лучше.
– Нравится?
– Нравится!
– Отлично! А ты сам как сюда забрел? И почему грустный такой? Я все вижу, Володь!
– Пароход жду с невестой.
– С Дашей со своей?
– Точно, – Володя отхлебнул еще.
– Через пару часов придет, не беспокойся, – послышался голос справа. – А пока с нами подождешь.
– Всех успели вывезти, Володь, – сказал его знакомый.
– Да, Крым чуть не стал нашим могильником. Но знаете что? Все еще будет! Советской власти долго не простоять. Не смогли съесть ее мы, она сама себя съест рано или поздно. И Россия снова станет великой.
– Колчака жалко, – вздохнул Иван.
– Всех жалко. Но пластинку с начала не поставишь.
– Не успели мы с прошлой жизнью попрощаться, – улыбнулся Володя.
Володя – звучит так странно. Уже четвертый десяток разменял, а все еще все зовут Володей, как няня тридцать лет тому назад.
Иван был за столом за старшего, и по его указанию принесли еще вина и папирос:
– Главное ловить каждый час своей жизни, дружище! Главное – ловить! – констатировал он. – У Антона Ивановича вообще жена погибла, – похлопал он товарища по плечу.
– Соболезную.
Голова мутнела с каждый глотком. Мучила мысль о том, как хмельному встречать любимую и как не потерять в толпе.
– Да мы все вместе пойдем туда. Я же ее видел! Найду! – подбадривал Иван.
Ночь тянулась и тянулась, словно она последняя и за нее нужно все успеть.
– Они просто остановились у тебя, – кто-то слева указал Володе на его часы. – Уже скоро. Заведи их пока. Сейчас половина четвертого. И еще минутка.
Пальцы не слушались и с трудом справились с механизмом. Захотелось в уборную.
– По очереди, – весело скомандовал Иван. – Ты после меня, Володь.
Голова кружилась в облаке дыма. Вдруг в толпе ему почудилась какая-то девушка, очень похожая на его Дашу. Она помахала кому-то рукой и устремилась к выходу.
– Даша!
В ответ только хлопок двери. Володя резко выбегает из кабака, но понимает, что на улице совсем не ночь, а скорее вечер. Снова вечер. И часы снова остановились. Он озирается по сторонам, пытаясь понять, что произошло. Может он много выпил? Но воздух свеж и моментально его отрезвил.