Помереть не трудно
Шрифт:
— Это гарантирует беспрекословное подчинение носителя Слова, — мрачно кивнул Алекс.
Я вспомнил, что в день нашего приезда, когда мы встретили ведьму Матрёну, бабка что-то такое говорила.
— Но это же… — я поискал подходящие слова. — Это же бесчеловечно — лишать людей достоинства. Низводить до уровня дикого зверья. Как собаку, которую наказывают электрическим разрядом, если та слишком громко лает.
— Электроошейники запрещены мировой конвенцией защиты животных, — нравоучительно сказал Владимир. Я фыркнул.
Получается, даже у
— Я знал, что тебе это не понравится, — поморщился Алекс. — Поэтому и не хотел заострять внимание.
— Закон очень старый, — сказал Владимир. — В шестнадцатом веке, когда только образовывался Совет, он действительно казался приемлемой альтернативой.
— Чему?
— Казни, — Владимир говорил так тихо, что даже я, с своим обострённым слухом его еле услышал. — Тогда было много… таких, как ты.
— Ты хотел сказать: чудовищ, — вставил шеф. — Называй вещи своими именами, Володенька. В те времена таких, как Сашхен, считали монстрами. Упырями. И поступали соответственно. Да и наша с тобой должность, кстати сказать, называлась совсем по-другому.
— И как? — спросил я.
— Инквизиторы. Таких, как мы, тогда называли инквизиторами. Ловцы ведьм, колдунов — и таких, как ты. Их посылали на костёр.
— У них были веские причины, — пожал могучими плечами Владимир. — Вурдалаки губили городские кварталы, вервольфы уничтожали все поселения людей, которые не находились за крепкими стенами, маги подчиняли себе города и заставляли платить дань… О тушинской осаде слышал?
— Это когда Лжедмитрий? — неуверенно спросил я.
— Он самый. Калужский царёк… — Владимир фыркнул. — Осадил Москву, требовал, чтобы его признали правителем. А и мажонок был так, серединка на половинку. Но какова наглость!.. Совет — это лучшее, что произошло с нами со времён Крестовых походов. Он дал нам закон. А закон — это возможность жить, не боясь, что тебя разорвёт толпа с факелами.
— Ты говоришь о том же Совете, что применил против нас «Гнев Везувия»? — ядовито спросил шеф.
— В любом деле бывают перегибы, — буркнул Владимир. — Но ты знаешь, что я прав. Если бы не Совет — не было бы никакой компании «Семаргл». Вервольфов до сих пор бы травили по лесам, а те в ответ вырезали бы целые деревни…
— Я не дам надеть на себя ошейник.
Слова вырвались сами собой. Я в этот момент думал о чём-то другом… Ладно, я думал о Мириам. О том, что она скажет, если я позволю превратить себя в бессловесную подъярёмную скотину. Я знаю свою девушку и уверен, что она будет против такого чудовищного насилия над личностью.
— Сашхен, ты не понимаешь…
— Я могу себя контролировать, — я завёлся. Кровь прихлынула к щекам, в кончиках пальцев появился незнакомый зуд.
— Вот ты прямо сейчас это делаешь, да? — слова шефа были полны сарказма. Оглядевшись, я понял, почему: несколько урн было опрокинуто, открытые по летнему времени двери и окна домов в едином порыве захлопнулись, а с уличного столба, шипя и плюясь искрами, сорвался электрический провод…
— Я научусь, — если бы в душе моей было столько же уверенности, как в голосе.
— А если нет?
Я представил, как за малейшее действие, за мысль, промелькнувшую в голове, горло сжимает невидимая удавка…
— Я умру. Покончу с собой. Но ошейник носить не буду.
— Ты же помнишь, что стало с Серёжей? — тревожно спросил Алекс. — Сашхен, ты же не хочешь такой участи…
— Всегда есть кремационная печь, — как можно равнодушнее пожал я плечами. — Надеюсь, что из пепла я восставать всё-таки не умею.
— Вы забыли об одной мелочи, — вдруг сказал Владимир.
Небо посветлело. Свет фонарей стал прозрачным и зыбким, словно размытая водой акварель. И гуляк на улицах заметно поубавилось — я даже не заметил, как это случилось.
— Бал уже сегодня, — сказал московский дознаватель.
— У нас есть обломки артефакта, — вспомнил я. — Я сам слышал, как вы говорили, что по ним можно найти хозяина. Того, кто его сотворил. Может быть, за день мы успеем отыскать…
— Мы сделаем это на балу, — заявил Алекс. — На бал съезжаются все, кто имеет отношение к миру сверхъестественного. И если маг, который сделал «Гнев Везувия» будет там — мы его отыщем. Остальное сделает Гончее Заклятие.
— Заклятие? — переспросил я.
— Это разновидность того же ошейника, — сказал Владимир. — То же самое Слово. Стоит прицепить его к какой-нибудь вещи, которая принадлежала преступнику — и того отыщут хоть за тридевять земель. Слово не спит, не нуждается в еде — оно упорно ищет. А когда находит…
— Срабатывает, как строгий ошейник, — закончил Алекс. — Отыскав реципиента, оно начинает душить. И тогда преступник сам, со всех ног бросается к Совету.
— А иногда и не успевает добежать… — мрачно добавил московский дознаватель.
Алекс не отрываясь смотрел на дорогу. Не глядя он протянул руку и дёрнул Владимира за рукав. Тот оглянулся, осёкся и остался стоять столбом, глядя туда же, куда и шеф.
Предметом их любопытства был лимузин, который неторопливо ехал по пустому шоссе. Был он чёрным, очень породистым — хотя марки я так и не узнал; и выглядел устрашающе.
В последнее время Парки, что вечно плетут нити моей судьбы, понаделали в полотне множество узлов, а некоторые петли вообще спустили. Так что я приготовился к худшему.
— Неужели Сам пожаловал? — тихо спросил Алекс.
— Похоже на то, — уголком рта буркнул Владимир.
— Да что происходит-то?
— Стой смирно, кадет, — приказал шеф. — Не чешись, не лови мух, не суй рук в карманы… Говори, только если тебя спросят, и будь, чёрт тебя побери, вежлив. А ещё лучше — молчи. Прикинься ветошью. Я сам буду говорить.
Лимузин тем временем остановился.
Он даже не потрудился подрулить к обочине — просто остановился в центре полосы, как будто так и надо.