Помни меня
Шрифт:
Но, к несчастью, одна за другой бывшие подруги Мэри впали и апатию и поддались влиянию нескольких сильных личностей, которые думали, что укрепляют свою репутацию драками и воровством. Перед этими женщинами никто не мог устоять, и они вербовали новых членов в свою банду, предлагая им выпивку, которую добывали кражами и проституцией.
Мэри понимала, почему Сара пошла по этому пути. В ту первую ночь ее изнасиловали, а потом она обнаружила, что беременна. Ее ребенок родился мертвым, и это всколыхнуло боль от разлуки с двумя детьми, которые остались в Англии. Пьянство было единственным, что хоть как-то
Но большинство женщин не имело такого серьезного мотива, который оправдывал бы их поведение. Они стали неряхами, забросили своих детей, жили за счет других и отдавались любому мужчине за глоток рома.
Мэри была их живым укором. Они насмехались над ней, потому что она каждый день купалась в море, убирала у себя в хижине и постоянно держала Шарлотту рядом с собой. Но Мэри знала, что по большей части их злоба и презрение вызваны тем, что у нее был мужчина, которого хотели они все.
Уилл казался привлекательным во всех отношениях. Уже один его внешний вид, рост и мускулистое тело могли покорить любое женское сердце. Но если добавить, что он был добрым человеком с веселым и чуть нахальным складом характера, к нему привязывались все. А еще Уилл обладал недюжинной силой и был мастером на все руки, так что неудивительно, что все — от капитана Филипа до последнего заключенного — очень уважали его.
Но чего они не знали и в чем Мэри никогда бы не призналась, — это то, что Уилл на самом деле довольно слабый человек. Хотя он умел читать и писать, но не пользовался своими мозгами и не имел воображения. Предоставленный самому себе, Уилл ничем не отличался бы от остальных мужчин, жил бы в нужде, напивался бы так часто, как мог, и оплакивал бы свою невезучесть.
Из них двоих более волевой и хитрой была Мэри. Именно она поняла важность рыбы для их выживания, и она уговорила Уилла использовать свое умение для того, чтобы улучшить их жизнь здесь. И то, что Уилл построил хижину в хорошем месте, и то, что он пользовался единственной маленькой лодкой, и то, что он забирал себе немного рыбы с каждого улова, — все это произошло благодаря ей. Мэри сделала их хижину более уютной, чтобы Уиллу хотелось возвращаться туда, и подпитывала его тщеславие, чтобы он чувствовал свою значимость.
Если бы только он послушал ее, когда был отдан новый приказ, чтобы весь улов поступал прямо в амбары! Мэри тогда советовала ему пойти прямо к капитану Филипу не только для того, чтобы укрепиться в своем положении и отстоять данные ему ранее права, но и чтобы обсудить ее план с капитаном. План заключался в том, чтобы построить большую лодку, которая могла бы заходить далеко в море, при этом улов был бы больше и появилась бы возможность хорошо кормить всех. Мэри даже предложила использовать излишки рыбы в качестве удобрения для земли, так как знала, что так поступают в Корнуолле.
Но Уилл не захотел этого сделать. Он, возможно, похвастался друзьям, выдав идею Мэри за свою, поскольку он при этом выглядел умнее их, но на самом деле Уилл боялся, что потеряет свою популярность среди офицеров, если раскроет рот. Поэтому он предпочитал воровать рыбу, которая была ему нужна.
Мэри тяжело вздохнула, когда Шарлотта начала цепляться за ее грудь под платьем. У нее оставалось все меньше молока, и каждый раз, когда рацион урезался,
Именно самые маленькие и самые старые умирали все больше каждую неделю. Больница была всегда переполнена, а дорога к кладбищу так хорошо протоптана, что на очередные похороны уже просто не обращали внимания.
Мэри вдруг вздрогнула от криков и болтовни снаружи. Через окно, в которое они вместо стекла вплели ветки, она увидела, что солнце опустилось совсем низко, и к этому времени Уилл уже должен быть дома. Мэри встала и подошла к двери с Шарлоттой на руках.
Шум доносился издали, с пляжа. Кричали где-то рядом с основным лагерем. Мэри показалось, что она увидела светлые волосы Уилла, поэтому она завернула Шарлотту в кусок материи и пошла посмотреть.
Мэри не прошла и двух сотен ярдов, как увидела Сару.
Ее когда-то хорошенькое лицо было исхудалым. Светло-рыжие волосы стали тусклыми и грязными, голубые глаза отупели от пьянства, а два передних зуба она потеряла в драке. На ее широком платье все еще виднелись пятна крови, оставшиеся после родов, и оно перекосилось на одну сторону, открывая ее костлявое бедро.
— Твоего Уилла поймали на краже! — крикнула Сара. — Настал его черед.
У Мэри забилось сердце. Она, разумеется, с удовольствием ела рыбу, которую Уилл приносил домой, и, чтобы помочь ему оставаться непойманным, она сделала специальный мешок, в который можно было класть добычу. Он вешал мешок на крючок с наружной стороны лодки ниже линии воды, а потом, когда улов взвешивали и забирали в амбары, вытаскивал его.
Этот план казался безупречным, но Мэри догадалась, что Уилл крал больше, чем говорил ей, и продавал излишки остальным или выменивал на что-нибудь.
— Мой Уилл не вор, — сказала Мэри резко. Она не считала это кражей — в конце концов, рыба была бесплатной для каждого, кто мог поймать ее.
— Не думаю, что капитан Филип тоже так считает, — ответила Сара, и в ее усмешке проскользнуло злорадство. — Он скажет, что вы обкрадывали нас всех.
Мэри холодно посмотрела на свою бывшую подругу.
— Уилл один из тех немногих людей, которые вообще метут обеспечить нас едой, — сказала она. — Он не стал бы вести себя подло, потому что считает большинство из вас слишком слабыми.
Ей стало обидно, что Сара настроена против нее. Мэри не могла забыть, как они дружили на «Дюнкирке» и как Сара помогла ей во время рождения Шарлотты на корабле. Но эта дружба никогда не была односторонней. Мэри всегда делилась с Сарой едой, утешала ее, когда ее изнасиловали, даже давала ей немного рыбы, которую добывал Уилл. Но вероятно, пережитый ужас что-то убил в сердце Сары.
Всю дорогу до города Мэри слышала восклицания в свой адрес. Немногие ближайшие друзья Уилла — Джеймс Мартин, Джейми Кокс и Сэмюэль Берд — предлагали помощь и сочувствовали, но замечания остальных были большей частью злобными. Мэри подумала, что раньше в подобном случае все сплотились бы вместе. Но голод и лишения изменили людей. Такого понятия как честь больше не существовало. Каторжники доносили друг на друга в обмен на выпивку или на небольшое количество дополнительной еды. А еще они получали удовольствие, наблюдая за падением тех, кто был в фаворе.