Помни о хорошем
Шрифт:
— А ты как думаешь?
Эвелин молча смотрела на Томаса Айвора, мучаясь страхом и надеждой. Она не могла больше храбриться, к глазам подступали слезы.
— Я думаю, ты использовал его как посредника. Но, должна сказать, это не сулит нам ничего хорошего, — грустно сказала Эвелин, по ее щеке
— О Боже! Только не плачь! — Он схватил ее за руки и привлек к себе, гладя ее спину сильными руками. — Пожалуйста, не плачь! Конечно, это правда. Я был слеп как крот, не увидев этого раньше. Конечно же, я люблю тебя. И поэтому все случившееся стало для меня таким потрясением. Все это время я провел в мучительных раздумьях о том, почему я был так резок, хотел тебя оттолкнуть, обидеть, даже унизить, и обвинял тебя в том, в чем твоей вины не было. Я никогда не сомневался, ты совсем не такая как Кристина или Глория. Мои оскорбительные слова были сказаны сгоряча. Я в ужасе понял, что ты можешь причинить мне боль несравненно большую, чем удалось им, вот и сработал защитный рефлекс.
Мне так нужно, чтобы ты меня любила и прощала! Я обещаю тебе, что научусь не бояться своих чувств, а ты мне в этом поможешь, — закончил свою пылкую речь Томас Айвор, покрывая отчаянными поцелуями мокрое от слез лицо Эвелин.
— И что я должна делать? — всхлипывая, спросила она.
— Не знаю… Накричи на меня, облей грязью, смейся надо мной… — Он застонал. — Я боялся, ты сочтешь мой способ признания в любви слишком романтичным и надуманным…
— Ты о чем?
Томас Айвор смахнул слезинки с ее щеки.
— Я сознательно использовал Самуэля Флемминга в роли трубадура, поющего серенаду прекрасной даме.
— Ты сошел с ума? — удивилась Эвелин.
— Да, и давно. Я схожу с ума от любви к тебе. Что я мог еще придумать? Флемминг сказал, что встретится с тобой в понедельник, вот я и попросил его обязательно передать тебе мои слова.
— Не проще ли было это сделать самому? — Эвелин пыталась говорить строгим тоном, но радость настолько переполняла ее сердце, что сияние глаз выдавало ее с головой.
Томас Айвор потупил глаза.
— Мне было стыдно, — признался он, уткнувшись в ее шею. — Ты сказала мне, что любишь меня, а я отмахнулся от твоего признания. Я обошелся с тобой недостойным образом. Я боялся увидеть ненависть в твоих глазах.
Эвелин была потрясена глубиной его раскаяния.
— Вытаскивать тебя из раковины — тяжелая работа, но кто-то должен ее делать… — Она лукаво посмотрела на него. — А какова будет оплата?
— Никакой. Только условия: ты выйдешь за меня замуж, переедешь ко мне в «Вязы», будешь навещать меня каждую ночь, родишь мне детей, станешь приемной матерью моей непоседливой дочурке и наполнишь мой дом любовью и смехом.
— А щенок? — нахмурилась Эвелин. — Ты забыл про щенка!
— Будет и щенок, — расплылся в улыбке Томас Айвор и добавил с притворной суровостью: — Если будешь хорошо себя вести.
— Конечно, буду, — шепнула Томасу на ухо Эвелин, тесно прижимаясь к нему.
Он наклонился к ней, весь пылая, и счастливо улыбнулся.
— Я всегда был так одинок, мне хотелось иметь рядом кого-то, кому я был бы отчаянно нужен, кому я мог бы доверить свое сердце. И этим кем-то теперь будешь ты… Только ты! — уверенно повторил он.