Помпеи нон грата

Грошек Иржи

Из аэропорта мы приехали на такси в Катькин садик, или на площадь Островского, где в доме архитектора Басина я проживал до поры до времени. Поднялись ко мне на четвертый этаж, зашли в квартиру и бросили вещи, можно сказать, на пороге.

– Хоть шаром покати! – с восхищением отозвалась Юлия Феликс о моей прежней жене и ее утилитарных способностях. – Полная переработка семейного счастья!

– Я же предупреждал, что паразитка вывезла всю, понимаешь, мебель, – пробурчал я.

– А как ее звали? – ехидно

спросила Юлия Феликс. – Аня-Таня? Или Таня-Аня?

– А теперь-то какая разница? – индифферентно заметил я.

– Мне для статистики, – охотно пояснила Юлия Феликс. – Вдруг подвернется подобный случай, так я буду знать заранее, что там ничего больше нет.

– А вы помните похороны Чингисхана? – поинтересовался я.

– Увы, – развела руками Исида. – Не знаю, как остальные, но я в этом вопросе ни ухо ни рыло…

– И ни горло-нос! – поддакнула Юлия Феликс.

– Так вот, – быстренько подытожил я, покуда Юлечка и Сидулечка не затеяли очередную перепалку, – нашего Чингисхана похоронили с пустыми руками, мол, с чем я пришел в этот мир, с тем же и ухожу.

– Но гроб-то ведь был? – осведомилась Юлия Феликс. – А тут даже скворечника сколотить не из чего!

– Ну почему же! – не согласился я. – На кухне еще остался какой-то реликтовый стол и такой же стул.

И все посмотрели в разные стороны: Исида – куда-то вдаль, Юлия Феликс – на потолок, а я – скромно – на свои ноги.

– А вы обратили внимание, как мы разговариваем? – вдруг спросила Исида. – Все время с какими-то выкрутасами!

– Ты имеешь в виду – высокохудожественными? – уточнила Юлия Феликс. – Что же… Во всем виноват писатель! Я бы давно обложила его по матери, да совестно перед российской словесностью.

– Тогда ты первая принимай душ, – предложила Исида, – как потерпевшая.

– Не вижу логики, – заметила Юлия Феликс. – Одни интриги, одни интриги…

Она открыла свой чемодан, достала оттуда банные принадлежности, сказала «черт!» и пошлепала по направлению к ванной.

– Прямо по коридору, – счел нужным проинструктировать я.

– Не беспокойся, – ответила Юлия Феликс. – Здесь трудно заблудиться, и, что хорошо – никто не выскочит из-за шкафа…

– Потому что его нет, – закончил я.

– А ты здорово соображаешь! – удивилась Юлия Феликс и скрылась в ванной.

Обычно в подобных случаях радушный хозяин кричит вдогонку что-то про чистое полотенце, синее, белое или зеленое, но я не вспомнил – какого оно цвета и в каком пространстве находится.

– А теперь перейдем к главному, – сказала Исида, как только мы остались одни.

– Прямо по коридору, – повторил я.

Но снисходительная Исида сделала вид, что не расслышала, а ведь могла бы обидеться и обозвать меня дураком. Вдобавок откуда я знаю, что для нее главное.

– Меня беспокоит, кто и где будет спать, – пояснила она.

– Ну,

это просто, – обрадовался я, что можно вернуть старый должок. – В нашем распоряжении имеется кухня, она же камбуз, и две разные комнаты – большая и маленькая. И можно спать где угодно, потому что матрас надувной один. Я предлагаю сегодня залечь в маленькой комнате. Вы – по краям, а я – в середине.

– Размечтался! – донеслось из ванной, после чего там включили душ.

– Как ни странно, она права, – согласилась Исида.

– Потому что вы глупые и ограниченные женщины, – возразил я.

– В смысле компактные? – уточнила Исида.

– Среднестатистические, – подчеркнул я. – А также угнетенные Тертуллианом! Вам говорят, что матрас надувной один, а вы сопротивляетесь.

– Мы негодуем, – возразила Исида. – Почему ты выбрал самое теплое место?! В середине! И при чем здесь какой-то Тертуллиан?!

– Писатель и богослов, – снова подчеркнул я. – Он ввел в обиход семь смертных грехов, а я их объединил! Во всяком случае два – прелюбодеяние и разврат.

Конечно, я мог добавить, что в двадцать первом веке уже не вижу значительной разницы между вероотступничеством, идолопоклонством и богохульством, а еще один грех – обман – считаю писательским ремеслом, но так получилось, что мы с Исидой заговорили сперва о разврате, и я сосредоточился на этой теме, дабы не растекаться мыслью по древу.

– Мне кажется, что Тертуллиан не уважал чувств неверующих, – брякнул я, но без особой надежды, что Юлечка и Сидулечка все-таки воспользуются моим эмоциональным предложением и лягут «по краям».

– А тебе не кажется, – спросила Юлия Феликс, выходя из ванной, – что число твоих жен равняется семи грехам?

Одно полотенце она накрутила на голову, а в другое обернулась сама.

– Во-первых, ты злонамеренно ошибаешься, – заметил я. – У меня было пять жен, исключая присутствующих. А во-вторых… Где ты взяла чистые полотенца, да вдобавок в таком количестве?

– С собой привезла, – сказала Юлия Феликс. – У меня ведь была гостиница… А вы по-прежнему обретаетесь в коридоре?

– Мы выясняем расклад сил, – пояснила Исида. – Мужских и женских… К тому же я опасаюсь идти на кухню без моральной поддержки.

– Я бы тоже одна не рискнула, – поддакнула Юлия Феликс. – Ингмар Кляйн не считается.

– Да я и сам туда захожу редко, – присовокупил я и осторожно заглянул в комнату, что побольше. – Вы не поверите, девочки, но тут появился мой любимый диван. Наверное, сам вернулся.

– Соскучился, – предположила Юлия Феликс. – Или у бывшей жены совесть прорезалась.

– И, как всегда, не вовремя, – пробурчал я, потому что с одним надувным матрасом все было куда как определеннее.

А теперь опять непонятно – кто и где будет спать и в каком составе.