Помяни черта!
Шрифт:
— Ага, у меня помимо паразитов здесь и почитатели нашлись. — Не стала я скрывать.
— Не один?! — опешил Ган, остановившись на середине своей безумно долгой и сложной подписи. — А как же Эдваро?
— Да подпиши ты уже и успокойся! Жить будет твой Эдваро и, чем дальше от меня, тем лучше.
И, раздраженная его наездами, обратилась к слизню:
— Жакоромородот, мой экземпляр в срочном порядке перешлите демонессе Олимпии в Аид.
Слизень кивнул, а Ган, заподозривший меня в измене, громко возмутился: — Почему ей?!
— Потому
Нет, ну если мой план рухнет из-за тормозящего Гана, то это будет самая глупая смерть императорской семьи в истории Гарвиро, потому что глупее быть не может.
Мои раздумья прервал невидимый Люциус:
— Ты говоришь о том, о ком я думаю?
— Если честно, я и представить не могу, о ком ты там думаешь. Но что бы ты ни думал, поможешь ей с отправкой искомого, хорошо? И поторопи его, время, знаешь ли, не ждет.
Получив его задумчивое согласие, продолжила инструктаж бронированного дворецкого: — Все расшаркивания, связанные с коронацией, приемом и расселением, организуете в соответствии с инструкциями нового правителя.
— Да, Великолепная.
Двери скрипнули, открываясь.
— Ну, с дьяколом!
— Да я и так с вами. — Возмутился Люц шепотом.
— Чтоб не забыл, а то вдруг твоя память девичья уже в склероз переросла. — Смотрю на Гана, а он все еще каракули свои выводит.
— Что ты как вобла сушеная в воду опущенная?! Живо дописывай!
Ган одним махом довел роспись на первом договоре, а затем словно бы взглядом вывел такую же сложную на втором. Слизень, схватив договора и костяные перья, поспешил скрыться за камнем, дьякол, будучи в этом самом камне замолчал, а мы, как все правильные пленники, приняли подходящие позы для нашего непростого положения — шмякнувлись на спины и притворились мертвыми.
Долго лежать не пришлось, в наступившей тишине раздались звуки мягких шагов, а затем и голос жизнерадостного Тавериля:
— Отрадная картина, но вряд ли настоящая.
Далее Стук отдал приказ своим «амбалам» доставить нас к месту казни. И я просто не удержалась от картинного всхлипа актрисы погорелого театра:
— Ах, вы так спешите… так спешите! А мы с вами так мало знакомы…
Ловцы удивленно поскребли панцири, но продолжили тащить нас на «голгофу»
— Ладно, а что у вас в программе развлечений? Четвертование, отсечение головы, сожжение?
— Расщепление. — Сообщил Стук.
— И какие у нас места? В первом ряду или на галерке для поцелуев?
— Галя, что ты делаешь?! — зашипел Ган.
— Развлекаюсь. Я же тут не задержусь… после. Кстати, ты мир открыл?
— Я не могу сосредоточиться.
— А придется. — Пропела я в ответ и умолкла под пристальным взглядом злого Тавериля. Стало ясно, если я продолжу в том же духе, голову мне отсекут здесь и сейчас, не дожидаясь смены течений Дарави.
В том, что слизень уже доставил договор, спешно заключенный между Ганом и Галей, дьявол не сомневался. Как говорится, пути водников неисповедимы, и скорость, с которой они передают сообщения между мирами, подчас поражает. Поэтому, покинув свой любимый кабинет, Люциус переместился во владения любимой демонессы, а именно к ее бассейну с рыбками.
Узрев голого мужика, сидящего по пояс в воде, дьявол озадаченно остановился:
— Что за…?
На его сдавленный хрип рыжий молодой любовничек, а в этом нет сомнения, повернул в его сторону классически красивое лицо, и осклабился, сверкнув наглыми глазищами водника:
— Добрый день. Она в спальне.
— Не сомневался! — сдавленно произнес Люциус. И в пространстве уютной девичьей комнаты сгустились сумерки, текстильные изделия интерьера вспыхнули кроваво-красным пламенем. Послышался треск, и из медленно крошащихся стен по направлению к молодому наглецу полезли черные плети мрака. Водник, поняв, что к чему, попытался исчезнуть в своей среде, но Темнейший предугадал его действия, а заодно и предопределил его дальнейшую судьбу, сковав ловушкой. Теперь воду в бассейне прекраснейшей демонессы заменило неразбиваемое холодное стекло, которое плоскими щупальцами заскользило по телу пленника вверх, окончательно обездвиживая его.
Люциус ожидал, что гадкий хлыщ попросит пощады, взмолится о том, что готов исчезнуть из жизни демонессы раз и навсегда, лишь бы остаться в живых, крикнет: «Любимая, спаси!» или, на крайний случай, как могут кричать такие изнеженные щеголи и эгоисты: «Убивают!», а водник спокойным голосом без тени паники и страха просто позвал Олимпию совершенно не вяжущимся с ситуацией словом:
— Мама?
— Да, дорогой, — откликнулась демонесса.
— Тут к тебе пришли. — Все так же обыденно сообщил непутевый любовник, хотя стекло уж достигло его горла.
— Кто там? — в спальне демонессы что-то упало, и она со смешком попросила водника. — Малыш, скажи, я сейчас.
— Тут будущий родственник. — Сообщил «малыш» ей, и обратился к дьяволу с улыбкой. — Она сейчас.
От удивления Люциус замер и не сразу сбросил с паренька стеклянную ловушку, лишь когда водник, окончательно покрывшись прозрачной субстанцией, сдавленно замычал.
— Не знал и замешкался.
— Ничего. Бывает. — Молодой красавец улыбнулся, и, все еще сидя в воде по пояс, протянул руку для пожатия. — Филио сын Вада.
— Люциус сын Люцифера.
— Вы уже познакомились? — в дверях объявилась счастливая Олимпия с маленькой шкатулкой в руках. — Или только лишь узнали имена друг друга?
Она с нежностью посмотрела на присутствующих мужчин и радостно улыбнулась. Передав молодому шкатулку, демонесса прильнула к дьяволу и мысленно обратилась к нему:
«Правда, у меня потрясающе красивый сын?»
«Сын?»
«Да, Филио Гаяши».
«Гаяши? — переспросил Темный Повелитель, — Сын Вада Гаяши?»