Понкайо
Шрифт:
Трепещущее покрывало солнечных пятен исчезло, и девушку обступили золотисто-желтые деревянные стены, на первый взгляд знакомые, но где и когда она их видела, не было сил вспоминать. Перед глазами маячила черная футболка. Палач стоял слишком близко, но узницу это не беспокоило. Внезапно на голову мириадами крошечных ударов обрушился поток холодной воды. Под его стремительным напором опьянение сонным зельем тотчас улетучилось, оставив после себя лишь обрывки сладких видений и приятное послевкусие. Инга яростно вскрикнула и рванулась прочь, но проход загораживал изувер, и он же подкручивал вентиль, регулируя напор воды.
Свободной рукой он схватил узницу за локоть и направил лейку душа ей прямо в лицо. Инга в остервенении вырывалась
Все закончилось так же резко, как и началось. Инга дышала тяжело и злобно отплевывалась.
– Довольно с тебя? – вполголоса спросил Захар, полностью одетый и до нитки промокший.
Он повесил лейку на место и потянулся к девушке, но его прикосновение стало той искрой, что разжигает фитиль.
– Не трогай меня, подонок! – крикнула Инга, отшатываясь от него, как от прокаженного.
Такой рьяной и всепоглощающей ненависти она еще не испытывала. Внутри словно щелкнуло что-то или сломалось, она больше не могла сдерживаться. Под разрушительным валом злобы и отвращения в душе все клокотало, вздымалось и обрушивалось. Она хотела расцарапать мучителю лицо, вонзить в него нож, испачкаться в его крови.
Пропустив мимо ушей сплюнутое с ядом оскорбление, Захар вцепился ей в локоть, точно клешней, и выволок взбешенную узницу наружу. Инга неистово сопротивлялась, упиралась босыми ногами в землю и яростно извивалась всем телом, но палач даже не прикладывал усилий в противостоянии этой буре. Инга осыпала его ругательствами, но изувер только посмеивался под нос. При виде этой самодовольной ухмылки девушкой овладело такое сильное желание убить его, что на глаза выступили слезы. Инга пыталась разжать стальной обруч цепкой хватки, а когда у нее ничего не вышло, переключилась на шакалье лыко с намерением располосовать его своими обломанными ногтями. Но не смогла дотянуться. Это довело ее до исступления, эмоции завладели разумом, над словами она уже не думала и над собою больше не властвовала. Где-то глубоко внутри слабо и жалостливо билось понимание, что Захар выводит ее нарочно, забавляется ее трепыханиями, но, ослепленная ненавистью и гневом, Инга была не в силах остановиться и взять себя в руки. Ей до безумия хотелось осыпать душителя бесчисленным множеством колотых и резаных ран, изувечить его так, как он изувечил ее жизнь.
Попросив сидящего на кушетке воспитанника «обождать немного», пират затолкал узницу в каморку и швырнул на пол. Дверь закрылась. Инга вскочила, схватила с тумбочки лампу и швырнула в Захара, но поганец отклонился. Лампа разбилась о стену за его спиной, на звон стекла и грохот никто и бровью не повел. Шакал рывком сократил расстояние до узницы, перехватил ее за талию, когда она кошкой запрыгнула на кровать, и повалил. Инга разъяренно отбивалась, старалась поцарапать или укусить, но Захар крепко ее держал. Она ругательски ругалась и проклинала душегуба, извиваясь под его руками, пыхтя и рыча, и от его невозмутимых замечаний, откуда, мол, она понабралась этих словечек, неужто друзья-моряки с Мельтахо научили, распалялась еще сильнее.
– Моя фурия! – Захар прижал ее узкие запястья к одеялу, чтобы неухоженные длинные ногти не добрались до его лица. – А ты еще спрашивала, почему я оставил тебя.
– Подонок! Убийца! – бесновалась девушка. – Не трогай меня, ублюдок! Не прикасайся ко мне!
– Ты не представляешь, как ты сейчас хороша. Сдерживаюсь с трудом.
Инга разразилась площадной бранью, но угнетатель только засмеялся.
– Я все думал, когда же тебя прорвет. Такой тихой была – я даже расстроился.
Титаническая сила душителя не оставила Инге надежды одолеть его. Он одержал верх, он всегда будет одерживать над ней верх. От своей жертвы он просто так не отступится. С цепкостью столь же хищной, сколь и демонической, он впивался в человека когтями и клыками и терзал рассудок подобно сочному куску плоти, подпитывая, подслащивая свое чрево чужими страданиями.
– Мне бы хотелось обсудить твою неожиданную любовь ко сну. Обсудить спокойно. Это возможно?
Инга задыхалась от злого бессилия и желания высвободиться. Подонок, подонок! Как же она его ненавидит! Будь он проклят! Почему это существо дышит, почему его пустили в этот мир? Желание убить было неодолимо. Убить, убить, перерезать горло! Никогда ее не терзали такие черные мысли, никогда Инга не оказывалась во власти ненависти до того закрепощающей, что в голове точно ураганы кружились. Мир смазывался и меркнул перед глазами и оставалось только ненавистное шакалье лыко, до которого она не могла дотянуться.
Закрыв глаза, лишь бы не видеть треклятой лукавой ухмылки, Инга вжалась всем телом в кровать и затряслась от беспомощных рыданий.
– Это да или нет? Давай так. Сейчас я отпущу твои руки. Если кинешься на меня снова и попытаешься оцарапать, я этим воспользуюсь и заберу свой подарок. Но ты ведь пока еще не готова его вручить, я прав? Хотя, конечно, решать тебе. Лично я буду только рад, потому что в лучшем виде тебя и представить нельзя. Серьезно, ты бы видела себя сейчас… Но раз уж пообещал… Инга, ты понимаешь, что я говорю? Посмотри на меня. Нет? Ну, будь по-твоему. Я честно предупредил, теперь с меня все взятки гладки. Раз… два… три… убираю руки…
Инга в нетерпении вырвалась из-под него, в одно мгновение перебралась на другую сторону кровати, повернулась спиной и свесила ноги на пол.
– Чего ты жиру бесишься, вот скажи? Зная, что на свободу тебе не вернуться, почему не примешь меня и то, что имеешь? Я взял тебя под свое крыло, поселил в отдельное жилище. Бога ради, я же спас тебя от притона! Ты бы и трех месяцев там не протянула со своей внешностью. Но вместо благодарности на меня обрушиваются проклятия.
Инга с остервенением сжала в кулаке байковое одеяло. Ее трясло от гнева, дыхание перехватывало ненавистью, точно невидимая рука сжимала горло, но девушка удержалась от выпада. Ненавязчиво брошенное Захаром предостережение о «подарке» угодило точно в цель. Но неужели когда-нибудь ей все-таки придется это сделать?.. Инга отказывалась думать об этом.
– Ничего не скажешь? – Он коснулся ее влажных волос, погладил по спине.
Инга вскочила, дрожа от злобы, и с прямой спиной быстро отошла к окну.
– Что в нем было такого? Я намного сильнее и наружностью приятнее вышел, тебе не кажется? Да и поумнее буду, как ни крути, ведь я жив, а он нет.
Инга пообещала себе не реагировать на его слова, что бы ни случилось, но упоминание о Филиппе выбило из-под нее спасательный плот самообладания, на который она только-только взобралась, чтобы вернуть присутствие духа и выдержку. Инга порывисто обернулась, сжав кулаки и вогнав ногти в ладони. Плечи тяжело поднимались и опускались, в груди теснило, девушке не хватало воздуха. Ненависть заполоняла каждую клеточку тела, словно лесной пожар. Лицо было мокро от слез, соленая влага щипала и слепила, Инга видела перед собой лишь расплывчатые очертания ненавистного лыка и озлоблялась все сильнее при мысли о том, что изувер сначала унизил ее, заставил пресмыкаться, а теперь еще и насмехается. Инга проклинала безжалостное и несправедливое провидение, чья бездумная придурь – но как иначе это назвать? – швырнула ее в логово кровожадных истязателей. Чем она такое заслужила?
– Разница между тобой и теми, кто мог меня купить, лишь в том, что тебе все досталось задарма! Но ты даже хуже, потому что прикрываешься добродетелью! – в исступлении прошипела узница. И сразу пожалела об этом. Зачем она разговаривает с ним? Все равно что объяснять стервятнику плюсы здорового питания или втолковывать шакалу правила обращения с младшими участниками пищевой цепи.
– Ты правда считаешь свою жизнь здесь ничуть не лучше той, какая могла бы ждать тебя в притоне?
Инга в негодовании фыркнула и отвернулась к окну.