Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Шрифт:
С большой степенью вероятности только этой последовательностью движений и можно объяснить причину повреждения только уха, причём правого.
А вот куда Пётр направлял остриё меча?
Малх отстранился… развернулся… чуть присел…
Чуть присел?!
Удар апостола был направлен будущему христианину в шею?
Явный «внешник» Пётр покусился на обезглавливание?
«Внешник»?
Авторитет-исполнитель?
В данный момент психоэнергетически управляемый?!!
Как не начать из-за спины Петра выискивать взглядом закутанную в тёмное покрывало фигуру женщины,
Но за пределами группы захвата — хуже, чем просто ночная темень: слепят факелы.
Факелы?..
Слепят?..
Кой черт они вообще там понадобились?
Действовать в ночное время лучше без них: света луны более чем достаточно, тем более, что луна почти полная — Арест происходил накануне Пасхи, а еврейская Пасха приходится на полнолуние; кроме того, в это время года небо в Иудее всегда безоблачное. Ходить по ночам с факелом — всё равно что из ярко освещённой комнаты попытаться разглядеть что-нибудь на ночной улице. Из одного этого видно, что факелы — странность.
И ещё: представляете, выдвигается группа захвата, как им сообщили, хитроумного злодея, неожиданность — её главный козырь, но если она несёт факелы, то преступник, заметив их, может сбежать. Факел в таком случае — осведомитель ожидающего ареста.
Итак, в интересах ареста надо идти скрытно, да и без огня передвигаться легче, привыкшие к лунному освещению глаза различают под ногами всё. Ан нет — зачем-то взяли факелы…
Для чего?
Для солидности?
В данном случае при чуть ли не стократном, если не тысячекратном численном перевесе, — смешно.
Для устрашения?
Ещё смешнее.
А может, всё много проще? Может не «для чего?», а «почему?»?..
Итак, факелы в Гефсимании означают, что выдвигалась не группа захвата, а шествовала Дама (или боится темноты, или ходить в сопровождении факелоносцев привыкла в соответствии со своим социальным положением).
Вовсе необязательно полагать, что зажечь факелы был отдан устный приказ: Дамы обычно настолько сильные гипнотизёры-некрофилы, что их желания-представления воспринимаются окружающими, прежде всего начальниками, как внутренне осознанная необходимость.
И ещё небольшой обертон: слепящий свет факелов скрывал всякого, кто, желая остаться незамеченным, делал всего несколько шагов в тень олив Гефсиманских садов.
Дама не могла не присутствовать при наисложнейшем первом шаге Преступления.
При формировании первого Безотказного Исполнителя, антихриста.
Это был величайший день и её жизни, и её рода вообще: она родила здесь не просто «сына», но сына единородного! «Прародителя» Антихриста! Впрочем, об этом в главе «Зверь был, и нет его, и явится».
Вообще, присутствие «святой сновидицы» в тенях олив Гефсиманского сада столь же строго закономерно, как и «непонятное» присутствие при Аресте первосвященников и тысяченачальника.
Было бы наивно полагать, что предать Христа может только «внутренник» (Иуда Искариот). «Внешники» не лучше. Они в сущности такие же, иной лишь тип актуализированного невроза и, соответственно, невротического происхождения «ценности».
Да и было бы весьма странно, если бы в число учеников, в интересах распространения вести о Голгофе, был допущен только авторитет-«внутренник», а авторитет-«внешник» — нет.
А почему вообще Христос допустил к Себе в спутники безнадёжно закаменевших некрофилов, вроде Иуды и Петра?
В начале Пути неугоднику трудно, он всё ещё хочет успеха в мирском понимании этого слова — иными словами, число прислушивающихся к проповеди его Учителя для него весьма значимо. Мечи на поясе увеличивали число слушателей. Функция у Иуды и Петра была та же, что и у мечей. Но если бы среди учеников источником некрополя был бы один Иуда, то к Иисусу, кроме редких неугодников, прислушивались бы одни лишь сидельцы меняльных лавок, банкиры да ещё жулики с рыночной площади. А вкупе с авторитетом-«внешником» прислушивались представители уже всех категорий населения…
Присутствие «внешника»-бессребреника в руководстве религиозной организации существенно более опасно, чем «внутренника». Приглядитесь к реальной жизни любой деноминации: вора-служителя, позарившегося на церковные кассу или имущество прихожан, могут застать на месте преступления, хотя бы ненароком, и по этой причине изгнать — однако, изгнав, иерарховерующие обычно не в состоянии сделать никаких выводов относительно самих себя: почему это они столь долго считали вора если не святым, то хотя бы просто хорошим человеком и повиновались ему?
А вот «внешник» (а в дальнейшем и «когорта» с «сынами») подобным контингентом и вовсе может быть приравнен разве что не к «равноапостольному». Даже после его смерти и прекращения психоэнергетического подавления, ведь с точки зрения суверенитизма он не совершает вообще никаких преступлений. Командовать любит? Ну так это, скажут, от высокого религиозного рвения. Неугодников преследует и выживает? Во-первых, скажут, заслоняя грудью авторитета: «не судите, да не судимы будете». А во-вторых, скажут, это от желания, чтобы в церкви было единомыслие и порядок — по Писанию. Ради Бога старается. Ради детей. Дескать, ради этих маленьких умилительных чад. Людям служит и т. п. Дескать, не всем повезло с воспитанием — у «командарма», да, предки-солдафоны, да и сам он свой в казарме (на скамье для гребцов галеры), но ведь не ворует же и тридцати сребреников не выторговывает, притом аскет, своего не ищет, всё только ради дела.
Даже в откровенно «внутреннических» религиозных организациях начальство допускает в свой круг «внешников»-бессребреников (точнее, «когорту», об этом в главе «Зверь был, и нет его, и явится») — допускает в качестве ширмы-вывески, дескать, вот оно, ходячее доказательство благого действия Святого Духа.
Новый завет не был бы сколь-нибудь честной книгой, если бы не были описаны безобразия в первоапостольской церкви, прежде всего триумфальное шествие авторитета-«внешника» (вернее, до Преступления «внешника», а после—«сына»; см. главу «Зверь…»).