Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Шрифт:
Если бы он их осмыслил, то многое сразу бы прояснилось. Да, Сухов, кем-то вооружённый знанием тайны «трубы» и сверхважных «чёток» (только от представителя «Верещагина», больше не от кого), сделал многое, очереди его пулемёта положили половину состава последней банды Чёрного Абдуллы. Но не Сухов разгадал тайны Чёрного Абдуллы и тем его уничтожил, ибо уничтожение Чёрного Абдуллы — в лишении его возможности всё время оказываться за спиной и морочить людям голову. По киноповести, вторую половину банды очередями из своего пулемёта положил Саид (в фильме у Саида пулемёта нет). В естественной системе психологических координат и Сухов, и Саид—«внешники», и их союз даже в очень опасных ситуациях естествен, естественны и военные успехи. А вот
«Верещагина» всячески подавляла так называемая «интеллигенция», а именно иерархия адептов «философии» бытового суверенитизма (тупая жена Настасья, форменное животное), основное назначение «интеллигенции» — внушать спектр концепций от «человек — чистый лист бумаги, плод одного только воспитания» до «переселения душ». Именно «Настасья» пыталась споить «Верещагина» (чтобы он не мог выйти за пределы своего дома-тюрьмы), она подначивала его к пению мракобесных по глубинному смыслу песенок, она же его и разоружила, собственноручно утопив в море его оружие.
Но, казалось бы, совсем поверженный «Верещагин» смог — подобно Илье Муромцу — подняться, смог вплавь добраться до баркаса, занятого «нукерами» ко-хана, и, подобно тому партизанскому отряду из научных работников, не только усеять баркас трупами жидовосхищённых, — это пустяки, с этим и «Сухов» с «Саидом» справились бы, — но, главное, замочить самого «Чёрного Абдуллу».
Уважаемый «Внутренний Предиктор», признающий Пилата учеником Иисуса! «Чёрный Абдулла», конечно, сверхвождь, но не только нашего времени. (Это главраввинат-то, по-вашему, управляем интеллектом?! одним только логическим расчётом?! Мелковато. Да и неверно.) «Чёрный Абдулла» — это феномен сверхвождя вообще, сверхвождя любого психотипа, другое дело, что вождистская верхушка «иудо-внутренничества», которую вы не совсем верно отождествляете с главраввинатом, несёт эту функцию в дозволенные ему периоды истории, и сейчас как раз тот самый период. И только поэтому он — ко-хан.
«Чёрный Абдулла» меняет свой облик ступенчато, он может быть даже в женской парандже, он вообще «женщина» (гипнабельная иерархия, толпа, повсеместно принятый символ), как то интуитивно угадывает Сухов, когда, закрывшись в пуленепробиваемом нефтеналивном резервуаре, кричит о своём открытии. «Чёрный Абдулла» — иерархия, «семь зверей» из «Апокалипсиса», отсутствие личностного начала.
Но в любой из своих ипостасей «Чёрный Абдулла» трепещет от перспективы утратить тайны «чёток» и «трубы». Вырвать эти «чётки» и «обозначить вешками» «трубу» можно в любую историческую эпоху, но в наше время, действительно, прорываться надо через декорации идеологии «иудо-внутренников» (главраввинат ли?? потомки тех, которые были первосвященниками две тысячи лет назад, действительно, во главе, хотя могут быть даже не обрезаны) — детали чего и были предсказаны в киноповести «Белое солнце пустыни».
Особая благодарность «Внутреннему Предиктору» за то, что он, пытаясь выявить символический смысл всех деталей киноповести и фильма, в том числе наганов, винтовок, пулемётов, воды и числа стариков, отдыхающих на ящике динамита, обошёл самое главное — смысл «трубы» и «чёток»*. («Труба», позволяющая им оказываться за нашей спиной, — «философия» суверенитизма — отрицающая, среди прочего, и соучастие в Преступлении — как источник авторитетности у толпы; в периодичности «чёток» — указание на знание о родовой памяти и её свойствах, отсюда и умение пользоваться её «кладовыми». На этом двуедином основании легко отстроить всё здание мировоззрения, защищающего неугодников от попыток порабощения «Чёрным Абдуллой».) Тем самым Вы не замусорили сознание своих читателей.
* А также — за смысл «пустыни», «солнца», «пути в Россию» и т. п. Понимающий может додумать всё и сам. Так оно полезнее выйдет… (Примеч. ред.)
Изготовление пропагандистских «произведений» было актуально и во времена Гомера, Софокла и Еврипида.
Во всех учебниках новейшего времени написано, что в античные времена властители (обречённые на одержимость желанием властвовать и дальше, то есть впрямую заинтересованные одурачивать подвластных им исполнителей) оплачивали театральные представления для стотысячных толп якобы из благородных побуждений, меценаты, видите ли, возвышенные души.
А если подумать? И создать психологически достоверную модель?
На дурака не нужен нож…
Деньги невротичные властители на самом деле не жертвовали, а вкладывали. Естественно, ими двигали только те «соображения» (бессознательные «приказы»), которыми они управляемы всегда.
Толпари древности, колоннами втекавшие в театры, понятно, властителей славили — за якобы возвышенные чувства, за якобы личностность и т. п. Всё, как во все времена, и в наше время тоже. Но истинная, пусть не осознаваемая невротиками цель «благодеяний» на самом деле заключалась в подавлении массой «культуры» ростков критического мышления.
Итак, почему античным властителям нравилась тема разрушения Илиона-Трои? («Подвиги Менелая» — так называется одна из глав «Илиады», уже из одного употребления слова «подвиг» понятно, что властители, борзописец и толпа настроены против Илиона, против сущности Трои, а именно за «ахейцев». Было и, казалось бы, противоположное толкование, скажем, в римской и английской драматургии: славили троянцев (Энея, например), но не илионцев.)
В недавнем ещё прошлом писали так: «Илиада» — эпос, героизированная история ратных подвигов предков (Гомер — грек, главное приписываемое ему качество — патриотизм). Потому интерес и нетленен.
Теперь, когда в России установлены откровенно «иудо-внутреннические» порядки, пишут «просветлённее»: произведение антивоенное, победа ахейцев явно пиррова, ведь после падения Трои никто из ахейцев домой не вернулся, все погибли, преимущественно были утоплены.
Среди журналистов всех мастей, понятно, вечная «мантра»: «Илиада» — о всепобеждающей силе любви, власти «основного инстинкта». Дескать, сказано, что причина войны в «разборке», кого в постели будет некоторое время пропускать через себя властительная Елена Прекрасная: покинутый муж (царь спартанцев Менелай), которого Елена некогда после сомнений всё-таки предпочла великому множеству претендентов, или новый «счастливый» любовник (сын троянского царя пастух Парис), над которым Елена презрительно насмехалась, когда его на поединке без труда поколотил её муж, впрочем, оттянувшись, тут же занялась с Парисом «любовью».
Дело не в патриотизме, не в пацифизме и даже не в шквале «основного инстинкта», скользящего по пузырящимся потокам крови исполнителей. Дело в неугоднической первооснове «Троянского цикла».
Итак, некогда существовало грандиозное по смыслу произведение, «Предсказание», по сюжету которого и созданы были элементы «Троянского цикла». Поучительно не то, что оно из библиотек исчезло, а то, что даже ссылка на него не вызывала у иерархии одобрения.
Самый древний из сохранившихся пересказчиков, Гомер, жил по меньшей мере спустя полторы-две тысячи лет после описываемых им илионских событий. Оба его произведения описывают лишь два эпизода противостояния, да и то, если задуматься, явно не центральных: гнев Ахилла на девятый год десятилетней осады Трои (Илиона) и злоключения мерзавца и жулика Одиссея на фоне мучительной гибели преданных ему исполнителей (кого насадили на вертел, а кто превратился в свинью, даже и буквальную).