Поп и пришельцы
Шрифт:
– Запрет отменяется, – сказал отец Герман.
– Да мне самой противно.
– Ничего. Слушай через «противно». Сейчас любое лишнее слово ценно.
Матушка посмотрела на своего Германа Васильевича тревожно и ласково – как в те времена, когда он прилаживал к себе кобуру и уходил «брать гада».
– Покушай сперва, – сказала она, и он послушался.
Манушкин находился у себя на квартире, в жилом комплексе хозяйства Драговозова. Для сотрудников, не имеющих собственного жилья в Пояркове, были построены
Младший зоотехник обитал на четвертом этаже, в маленькой квартире, где почти не имелось вещей. Манушкин чувствовал себя бездомным и не решался обзаводиться скарбом до тех пор, пока не появится уверенность в том, что не придется опять куда-то перебираться.
Боречка полулежал в кровати, неестественно бледный, и пусто глядел на вошедшего. Потом испустил сдавленный звук и потерся лицом о подушку.
– Ну? – произнес отец Герман. – Что все это значит?
Боречка вместо ответа тонко, скорбно завыл. Отец Герман взял табурет, уселся рядом с постелью.
– Алина у тебя была? – спросил он.
– Нет… – еле слышно пробормотал Боречка.
– Кто за тобой присматривает, суицидник?
– Никто… никого не надо.
Отец Герман сходил на кухню, приготовил себе чаю покрепче и прочно утвердился в манушкинских апартаментах. Постепенно нарисовалась вся картина.
Вернувшись после утреннего разговора с отцом Германом, Манушкин некоторое время находился у себя – переодевался, собирал кое-что по мелочи, глотнул кофе; а затем направился к клеткам. Часть кроликов еще содержалась в открытом вольере, но порученные Боречке драгоценные «бургундские маргариты» находились в клетке, под неусыпным присмотром. Там был установлен особый температурный режим – и так далее.
А сегодня утром «маргариты» исчезли.
Их отсутствие обнаружил злополучный Боречка. Поначалу он долго не верил своим глазам. Отбегал от клеток, жмурился, возвращался, рылся в опилках, вытряхивал, вынув из клетки, кроличий домик. Потом сел на землю перед клетками, нелепо раскорячив ноги, завыл и стал бить себя кулаком по голове.
– В общем, тебе сказали, что ты ломаешь комедию? – спросил отец Герман.
Боречка кивнул.
– А потом?
Потом…
Трясясь и то и дело стуча по себе кулаками, Боречка на негнущихся ногах поскакал к Драговозову в тайной надежде, что все сейчас разъяснится. Еще в приемной он выпалил в лицо секретарю:
– «Маргариты» пропали!
По лицу Плахина он понял, что никакого недоразумения нет, что «маргаритов» никуда не забирали и не переводили. Плахин тихо вошел к Николаю Панкратовичу и о чем-то с ним разговаривал, прикрыв дверь. Боречка не помнит, как долго. Не дожидаясь возвращения Плахина, он убежал.
– Они все так на меня смотрели… – рассказывал Боречка. – Я же говорил: нельзя снимать с клеток охрану – боязно…
– А камеры слежения там не установлены? – поинтересовался отец Герман.
Боречка уставился на него
– Зачем там камеры слежения? За ценными или неизученными постоянно наблюдает специалист. А красть кроликов… Да здесь у всех есть кролики. Любые. Они же плодятся…
– То есть, камер нет, а охрану выставляют только в исключительных случаях? – уточнил отец Герман.
– Именно. – Боречка вздохнул. – Но Драговозов счел, что маньяк, следивший за Катей, – более исключительное явление, чем «маргариты».
– Что ж, Борис, он ведь прав. Какой дряни ты наглотался?
– А? – Борис густо покраснел. – Купорос…
– Как же тебя спасли?
– Глупее не придумаешь… Соседка, Лада Толстикова, забежала за перчатками. Она часто их рвет, а у меня всегда есть пачка запасных. Я толком ничего не помню. Прибежал ветеринар… – Боречка болезненно поморщился. – Потом еще врач из района приезжал со специальными медикаментами.
Отец Герман приблизительно представлял себе произошедшее. Врачи не любят самоубийц и обходятся с ними наивозможно грубым образом. Боречка пережил немало трудных минут. Теперь он лежал в своей пустой комнате на сбитой постели, кое-как прикрыв мокрую, воняющую медицинской гадостью простыню одеялом. На одеяле – тоже неприятные желтые пятна.
– Ты прямо как подпоручик, – сказал ему отец Герман. – Чуть подозрение в бесчестии – тотчас пулю в лоб. Читал рассказ «Брегет»?
– Нет… – вымолвил Боречка и страдальчески закричал: – А зачем они смеялись? Если для меня теперь все, конец! Ну вот зачем мне жить? Алина… и все, они ведь думают, что это я спер! В Молочном есть один кроликовод…
– Конкурент?
– Так… мелочь, но завистливый и с амбициями. А я ведь учился в Молочном. Практику там проходил. Они точно думают, что это я…
– У тебя, Борис, нет для этого самой главной вещи, – сказал отец Герман.
– Смелости? – горько вопросил Боречка, с осторожностью шевеля под одеялом ногой.
– Мотива. Тебе совершенно не нужна эта кража.
– Все равно. Я не досмотрел.
– Ты ведь беспокоился о том, что охрану с «маргаритов» сняли, – напомнил отец Герман.
– А письменную докладную не подал.
– Борис, у тебя есть враги?
– Какие у младшего зоотехника могут быть враги?
– Могут, уж ты мне поверь. Люди обладают подчас весьма причудливым устройством души. А у жениха дочери босса врагов море.
Боречка пожал плечами.
– Алина, по-моему, до меня ни с кем не гуляла.
– Есть интересная категория: тайные завистники.
– Честное слово, не знаю.
– Ну ладно, – вздохнул отец Герман. – Обещай мне, что больше такого не повторится. Никакого купороса.
В глазах Боречки метнулся ужас.
– Я так испугался, – признался он и заплакал.
– У тебя есть фотографии этих кроликов?
Борис в слезах покачал головой.
– Хотели для рекламы снять с ними Наталью Еланину – с голыми плечами. Вообще на самом деле она до пояса раздетая, но за кроликами почти ничего не видно.