Попаданцы в стране царя Петра
Шрифт:
Изюмов молча кивнул постовому и наклонился к машине:
– Сергей, за мной не заезжай, доберусь домой сам.
Водитель утвердительно наклонил голову, машина сдала назад, чтобы выехать на центральную дорогу.
– Я в баню, - бросил подполковник понятливо кивнувшему постовому. За последние три месяца он стал частым гостем у пожарных. Не глядя по сторонам Изюмов направился вглубь окруженной забором территории, а постовой скрылся на блокпосту. Баня пожарных славилась по городу задолго до Переноса. Пользовались ею все сотрудники отряда, независимо от должности и звания, вот только пятница, была командирским днем. Вечером в предвыходной день поговорить под пивко, а то и бутылочку, другую,
Скрипнула, открываясь дверь, Изюмов зашел в уютную прихожую бани. Из-за закрытой двери орет проигрыватель. Что-то из популярного репертуара 90-х. Вдоль стен высятся шкафы для переодевания. На звук открывшейся двери выглянул начальник пожарных.
– Какие люди!
– картинно развел он руками. Крепко пожав Изюмову руку, он показал свободный шкаф и скрылся назад.
Раздевшись и обмотавшись банной простыней, подполковник поднял с пола увесистый пакет и открыл дверь в баню. Небольшое окно под потолком пропускало слишком мало света, в основном помещение освещалась висевшей над длинным деревянным столом люстрой. Пахло банной сыростью, копченостями, пряностями и немного хлоркой. Сквозь приоткрытую дверь в противоположной стене виднелась голубая вода небольшого бассейна, дверь рядом вела в душ и затем в парную. 'Офицеры, офицеры, Ваше сердце под прицелом' - надрывается проигрыватель. Чистота, порядок. За столом, обильно уставленным мясными, рыбными блюдами вперемежку с ранними фруктами и овощами и открытыми бутылками, расположилось несколько чуточку хмельных мужчин, возглавлявших городских силовиков. По крайней мере их большую часть. Командир вертолетного отряда с угрюмым лицом, рядом хищно лыбился атаман казачьего войска. Он был свой из военных отставников. По левую руку от сидевшего во главе стола начальника пожарных, с наполненной рюмкой в руке стоял бывший начальник районной полиции, а ныне руководитель уголовной полиции города. С другой стороны, все четверо начальников пожарных частей. В общем все свои. Полицейский чуть растерянно оглянулся и присел на место.
– Добрый день, - угрюмо произнес Изюмов и пошел вокруг стола, за руку здороваясь с присутствующими.
– Присаживайся Константин Сергеевич - предложил, изображая гостеприимного хозяина, начальник пожарных и указывал свободное место на противоположной стороне стола. Вот только в его взгляде от напускного шутовства не осталось и следа. Самый молодой из начальников частей подхватил пакет со вкусностями, шустро раскидал по и так ломившемуся от еды столу. Последней поставил на стол бутылку дагестанского коньяка. Немалую редкость по нынешнему времени. В рюмку Изюмову налили прозрачный как слеза самогон.
Дождавшись, пока подполковнику накроют, пожарный обратился к гостю:
– Рассказывай, что там с твоим начальником штаба.
Изюмов катнул желваками, глаза потемнели. За прошедшее после Переноса время, он успел подружится с начштаба, да и корпоративная солидарность никуда не девалась. Аналитиком он был не плохим и считал, что его начальник штаба правильно сказал мэру. Да он вел себя излишне резко и вызывающе, даже по хамски, но пришивать за это несуществующий заговор? Это слишком. Перед ним не безропотные овцы. И самое главное решение о захвате Орел-городка считал ошибочным и преступным. Обагрить руки в крови ни в чем перед ним не виноватых русских людей он был не готов. Отодвинув рюмку, он поднялся.
– Здесь нет прослушки?
– поинтересовался он.
– Обижаешь!
– раздвинул губы в холодной улыбке пожарный, - что мы ничего не значим в городских раскладах? Бывшие подчиненные твоего начштаба хорошо соображают в радиоделе. Они давно нашли 'жучки' и те, кто
Изюмов коротко и свирепо хохотнул, заметно расслабился, словно сбросил с плеч непосильный груз и, вытянулся на стуле. Ну что же, подумал он, значит можно поговорить откровенно, поддержка коллег мне отчаянно необходима.
– Давайте сначала выпьем, - произнес он, - устал за сегодняшний день как собака.
Рюмку Изюмову налили до краев, на голодный желудок выходило немало. Он слегка поджал губы, но ничего не произнес и приподнял густо пахнувшую спиртом и сивухой емкость. Дождавшись, когда остальные офицеры последовали его примеру, поднялся, сверху оглядел сидящих за столом товарищей. На мгновение в его взгляде мелькнул тот, кем он являлся на самом деле и кого тщательно прятал - матерый волчара. В офицерской молодости подполковник служил в морской пехоте. Во время очередной командировки в Чечню, он набил морду зажравшемуся снабженцу, за что его едва не выкинули со службы, но повезло, заступился командир и командование ограничилось тем, что сослало в ремонтники. Громким голосом он провозгласил:
– За Россию!
Офицеры дружно встали, молча чокнулись. Холодная жгучая жидкость стремительно пролилась по луженым глоткам, привычно обожгла желудок. Присели, наскоро зажевали чем под руку пришлось. Комбат поднял напряженное, с обострившимися скулами лицо к собеседникам. Глаза его полыхнули сдержанным гневом. Дождавшись, когда все взгляды обратятся в его сторону, произнес:
– Значит по Сергею Федоровичу, ничего не изменилось, его держат в администрации, обвинение с него так и не сняли. Соловьев даже слушать ничего не хочет, а остальные, кому я звонил, только руками разводят, дескать они ничего сделать не могут, - Изюмов помолчал. Яростно катнул желваками и продолжил:
– Да кто он такой чтобы арестовывать Иванова? Он не имел права без меня и военного прокурора арестовывать начальника штаба!
– Да господь с тобой, - слабо усмехнулся полицейский, - какой военный прокурор, нет их у нас в городе. А на законность Соловьеву насрать с высокой башни. Тем более, что горсовет формально наделил его нацгвардию полномочиями по расследованию преступлений против основ конституционного строя.
За столом повисло напряженное молчание, лишь из проигрывателя французский шансонье тихо напевал что-то о вечной любви. Собравшиеся понимали, что если они молча проглотят незаконный арест одного из них, то в следующий раз репрессии могут коснуться любого, кто рискнет противоречить Соловьеву!
– Это все полбеды, - произнес начальник пожарного гарнизона неожиданно резким, злым и абсолютно трезвым голосом, словно не успел уже изрядно принять самогоночки. Сцепив руки перед грудью в замок, он продолжил, обращаясь к Изюмову:
– Семен Викторович, что думаешь по поводу приказа организовать захват Строгановского городка. Это, конечно, ваши военные дела, но на мой взгляд твой начальник штаба все верно говорил. Силенки захватить есть, а потом как удерживать и снабжать там наших? На расстоянии сотен километров... Вертолетами? Так сдохнут они скоро. Голимая авантюра, и не надо забывать, что возвращать город придет уже царское войско.
– Волюнтаризм, - басом прогудел атаман и скорчил страшную гримасу, - взгляды присутствующих офицеров на миг скрестились на нем, затем скользнули на комбата.
– Он прав, это я Вам как профессионал говорю, - Изюмов на миг остановился. Короткостриженый курсант Семен, готовый жизнь отдать за абстрактные понятия: честь, любовь к Родине, был все еще жив, но лишь постарел и заматерел. Подчеркивая интонацией важность произносимого, продолжил:
– Дело не только в этом. Я за Россию любому горло порву и мне похрену какой в ней век. Там, - он неопределенно мотнул головой куда-то в сторону окна, - тоже Россия, пусть варварская, нищая, да пусть сраная, это моя страна, я ей присягал, там живет мой народ. Я русский офицер и в такой хрени участвовать не собираюсь.