Попаданцы в стране царя Петра
Шрифт:
Кустари - одиночки, мелкие и довольно крупные частные предприятия, множество артелей, возникли буквально из ниоткуда. Оказалось, что в критической ситуации избалованный современный горожанин способен из ничего изготавливать вполне приличную и востребованную покупателями продукцию. Промтоварные отделы магазинов наполнились разнообразными товарами: начиная от всевозможной одежды, от нижнего белья до шуб, до мебели и посуды со строительными материалами. Соскучившись по разнообразию на прилавках горожане, с удовольствием раскупали товары. В ход шли все доступные ресурсы. От добываемых городом металлов, соли, глины, песка и вторичных ресурсов, до привозных кожи и мехов, шелковых тканей из Китая, хлопчатобумажных из Средней Азии, льняных из России и многое другое. Из пластиковых бутылок после переработки изготовляли канализационные трубы и множество других востребованных товаров, из макулатуры
Город в лице национализированных муниципальных предприятий сосредоточился на наиболее важных, дорогих и технологичных областях: военной промышленности, металлообработке, создании черной и цветной металлургии, химической промышленности и фармакологии. Разработанная оружейниками винтовка, прообразом ее стала бераданка номер 2, 1870 года, а также револьвер, за основу для него взяли наган обр. 1895 г., только в отличии от прототипа, 6-зарядный калибра 9 мм., целые дни грохотали на загородном стрельбище. Параллельно с отработкой базовых моделей для серийного производства шло проектирование усовершенствований. Благодаря принятию единой унифицированной гильзы 9x45 как для наганов, так и винтовок, образованное на базе участка из четырех кривошипных прессов патронное производство вышло на уровень 10 000 гильз в неделю при 3-сменной работе. Производственники, после проведения всего цикла испытаний, готовились к их серийному производству. Главными достижениями химиков стали: экспериментальные партии силикона и пластмасс, начало полупромышленного производства бездымного пороха.
В свою очередь машиностроители возились с детскими болезнями трактора 'Сельчанин'. С раннего утра до ночи опытный образец катался по сельским дорогам и бездорожью. Внешне, трактор напоминал знаменитый 'Запорожец', только с гораздо более продвинутым оснащением и двигателем, но так же, как и его предок, он был способен использовать в качестве топлива все, что горит. Не спали и пищевики. Воспользовавшись щедрыми поставками казахов, заложили в защитное сооружение на мясокомбинате, превращенное в холодильник, почти полумиллиона банок мясных и рыбных консервов.
'Запорожец' - один из первых советских тракторов. Выпускался с 1923 года на заводе 'Красный Прогресс' в городе Большой Токмак Запорожской области УССР.
По заданию администрации города в библиотеке сельскохозяйственной академии разыскали сведения о ближайших к городу нефтяных залежах. Оказалось, что в районе будущего коркинского угольного разреза очень близко к поверхности расположено небольшое нефтегазоконденсатное месторождение. Экспедицию за жизненно важным ресурсом - нефтью оснастили всем, чем смогли. Бронированные Уралы, превращенные в аналог БТР, наливники, джипы. Всего через неделю после прибытия в район, экспедиция подтвердила сведения о месторождении. Построив там небольшой форт для нефтяников и, подрядив аборигенов на доставку в город нефти в бочках, в конце июля экспедиция вернулась назад. Привезенную нефть, довольно неплохую по качеству, отправили на опыты по производству масел, уайт-спирита и парафина. Переработка на солярку и бензин могли еще подождать. Большую часть машин, продолжавших эксплуатироваться, давно перевели на разнообразные суррогаты, а машинные масла заменить было нечем. В ближайшие дни ожидался первый конный обоз с бочками с нефтью.
Несмотря на все достижения в промышленности и сельском хозяйстве, моральная обстановка в города оставалась запутанной и напряженной. С одной стороны, недовольство, выплеснувшееся наружу во время заговора Романова, никуда не делось, его лишь загнали вглубь. Мелким предпринимателям, потерявшим собственный бизнес и ставшими ненужными вчерашним клеркам, пришлось идти на производство или в пригородный оранжерейный комплекс. Работа часто грязная и не престижная, что лишь прибавляло им недовольства своим положением А родственникам тех, кому не досталось жизненно-важных лекарств объяснить что-либо было невозможно. С другой стороны, возникли новые поводы для недовольства. Горожане злобились во втихомолку на кухнях, сравнивая собственное благополучие с образом жизни чинов администрации и элиты. Городские верхи по-прежнему каталась на дорогих автомобилях и горючее для этого находилось. К их услугам был городской ресторан Степные Дали. Они по-прежнему вкусно ели и сладко пили. Уровень их жизни остался таким-же, как до Переноса.
Дополнительными дровишками в огонь недовольства стали странные и тревожные слухи, гулявшие среди горожан. Город маленький, ничего не спрячешь. Один, о большом скандале между Соловьевым и директором электростанции. Что-то связанное с кражами и распилами бюджетных средств чинами администрацией. Подробностей никто не знал, но в результате директора едва не уволили. А второй - с тревожными шепотками о грядущем противостоянии города с аборигенной Россией. На телевидении и в городской газете неожиданно появились явно заказные материалы о варварской сущности Русского царства, тяжелой судьбе, рабском и бедственном положении крестьян и о предстоящих гибельных для народа петровских реформах. Выступали историки, демонстрировали убедительные документальные материалы. Завуалированно высказывалась мысль, что горожане, как представители просвещенного двадцать первого века, обязаны спасти угнетенных соплеменников-хроноаборигенов, даже вооруженным путем. Горожане жалели аборигенных русских, но идея воевать с собственными предками большинству показалась дикой и безумной.
Сразу после возвращения экспедиции по телевидению и в газете прошли материалы об экспедиции в помощь казахам. Их героями стали ее начальник майор Афонькин и артиллерист. Оба на следующий день получили очередные воинские звания, а об Александре словно забыли, лишь корреспондент грэсовской малотиражки Сергей Иваненко взял у него интервью, на следующий день оно появилось в газете.
На следующий день, едва командир мотострелкового батальона подполковник Изюмова после утреннего построения зашел в собственный кабинет, раздалась трель телефонного звонка. Подполковник нахмурился и достал из кармана мобильник, номер секретаря градоначальника.
– Да, слушаю, подполковник Изюмов!
– произнес он, нажимая кнопку включения.
Вежливо поздоровавшись, секретарь передала приглашение Главы прибыть в шестнадцать часов в актовый зал администрации. Изюмов удивленно вскинул брови и поинтересовался по какому поводу очередной сбор, на что получил ответ, что она не знает, после чего секретарь торопливо попрощалась. Силовиков после Переноса довольно часто звали на разнообразные совещания, в том числе по темам, далеким от военных, но обычно ему всегда сообщали причины приглашения. Отключив трубку, подполковник присел в кресло, открыл ежедневник, вторая половина дня у него пока еще свободна. Хмыкнув, Изюмов прикурил сигарету и попытался прояснить ситуацию. На телефонный звонок откликнулись начальник штаба батальона - бывший командир радиолокационного батальона и другие коллеги. Все что он сумел выяснить - в администрацию пригласили всех силовиков, но причины сбора никто не знал. Философски пожав плечами, никуда от нудной рутины не денешься, он пододвинул поближе раскрытый ежедневник. Быстро перелистав, нашел страницу с сегодняшним числом - одиннадцатым августа и записал время совещания. Золотой солнечный зайчик застыл на полированной столешнице, напомнив позавчерашний разговор с директором электростанции. Тот категорически утверждал, что за поддержку казахов Соловьеву заплатили золотом. В верности решения помочь в сражении с джунгарами, подполковник не сомневался, да и с экономикой у градоначальника все получалось. Вот только моральная сторона ... Не слишком ли они поторопились с решением о подчинении градоначальнику?
День прошел обычно, лишь пару раз он отрывался от документов: на обед и дневное построение батальона. Без двадцати четыре Изюмов глянул на наручные часы, со вздохом облегчения отодвинул на край стола наполовину просмотренную увесистую папку с документами, поднялся с кресла. Сквозь распахнутые окна донесся громкий сержантский рык:
– Запевай!
Дружный хор молодых голосов грянул:
Я по свету немало хаживал,
Жил в землянках, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку любил в тоске.
Но Москвой я привык гордиться,
И везде повторял я слова:
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва.
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва.
Изюмов задумчиво нахмурился и потер гладко выбритую щеку. Песня пробудила мучительные воспоминания. Он родился в дальнем Подмосковье в маленькой деревне и с тем, что никогда больше не видит родные места до сих пор не мог примириться. Москва семнадцатого века не его Родина, но в тоже время он чувствовал какое-то сродство с этим городом. Захлопнув дверь кабинета, подполковник направился на выход из здания, по пути бросив дежурному по штабу: