Попаданец со шпагой-2

Коротин Вячеслав Юрьевич

Как выяснилось позже, Сен-Сир был убит в этом сражении, а Удино увёл через Двину не более трети из числа тех двух корпусов, что атаковали наши позиции.

Мосты за собой французы успели сжечь.

После этого боя, который наверняка бросил дополнительную «гирищу» на весы данной войны, три дня потратили на спокойное соединение корпусов, разработку планов дальнейших действий, приведение войск в порядок, отдых...

— Вадим Фёдорович, Какими судьбами!

Ёлки-метёлки! — Доктор Бородкин собственной персоной! Слегка похудевший,

но всё тот же «живчик», каковым я его запомнил при расстовании. И в военном мундире штаб-лекаря.

— Чертовски рад вас видеть, Филипп Степанович! — радости скрывать не пришлось. — Вас-то как сюда занесло?

Мы обнялись. Очень мало людей на планете, встрече с которыми я был бы так же рад, как с этим деревенским доктором. Точнее, уже совсем не деревенским — светочем не только полевой хирургии, но и апологетом гигиены и санитарии в войсках, что важнее.

— А где, по вашему, должен находиться врач, когда страна воюет? — отбрил Бородкин.

— Но ведь вы уже при министерстве служите...

— И именно поэтому я здесь. Одно дело, разослать рекомендации в войска, и совсем другое, проверить, как они выполняются.

— Ну и как выполняются?

— Неважно. Эфирный наркоз используют только двое хирургов из всех кого я посетил, карболку — пятеро, йодной настойки нет нигде...

И так далее.

Чисто ребёнок — думает, что если спустить распоряжение делать «этак», то пренепременно появится всё, что для этого необходимо: и йод, и карболка, и, мля, анестезиологи...

— Зато, — продолжал доктор, — теперь я с цифрами в руках могу доказать эффективность применения антивоспалительных средств и наркоза в полевых условиях. Соответствующие бумаги у меня не с собой, но надеюсь, что поверите мне на слово: там, где их применяют, процент выздоравливающих, и достаточно быстро выздоравливающих в два, а то и в три раза выше, чем у тех закоснелых костоправов, которые чураются новых методов лечения.

— Нимало не сомневаюсь в ваших словах, уважаемый Филипп Степанович. Мало того, более чем уверен, что когда те врачи, что не побоялись применять ваши методики освоят их лучше, количество выздоровевших раненых увеличится ещё больше...

— Легкораненые, вообще выздоравливают практически все, — похоже эскулап меня даже не услышал, — и весьма быстро. Несколько дней, и они уже если не строевые солдаты, то уже вполне могут долечиваться в полку...

— К Сергею Васильевичу по дороге не заезжали? — прервал я «токование» Бородкина.

— Увы! Прекрасно понимаю ваше желание получить весточку от Анастасии Сергеевны, но не имел такой возможности. Всё-таки следовал с войсками, а маршрут их движения пролегал далеко в стороне от наших мест.

Понятненько. Ладно, не особо и рассчитывал я на такую удачу. Война, чтоб её...

— Вадим Фёдорович, простите, а за всё это время у вас не появилось новых идей по поводу медицины? Я сейчас обладаю кое-какими возможностями и могу ускорить их реализацию.

— Нет. К сожалению. Как ни печально, но последнее время мои мысли заняты скорее тем, как побольше убивать, а не наоборот.

— Понимаю, — невесело кивнул доктор. — Примите, кстати,

мои поздравления с орденом «Святого Георгия». И вот ещё что...

Филипп Степанович расстегнул свой саквояжик, и стал в нём что-то искать.

— Держите!

В мою ладонь легли три свинцовые пули. Штуцерные пули. Те самые.

Можно легко догадаться, что извлечены они не из французских раненых, а из наших.

— Я правильно понял?

— Именно так. Процент невелик, но они у врага тоже есть. И будет становиться больше, это только вопрос времени.

Нельзя сказать, что это оказалось сильной неожиданностью — если после первых же боёв французские хирурги стали извлекать из ран куски свинца необычной формы, то нехитрая идея сразу стала очевидной. А дальше... Изготовить, проверить, убедиться в эффективности и начать клепать аналогичное.

Ну что же — этот козырь своё отыграл.. Наивно было бы рассчитывать, что это останется тайной до конца войны. Несколько дополнительных тысяч жизней мы, надеюсь, выиграли. И выиграем ещё — вряд ли наполеоновская армия сможет очень быстро переоснастить всех своих егерей новыми боеприпасами.

Бородкин встретил меня направляясь по делу, поэтому долго задерживаться не мог. Поэтому мы договорились о встрече вечером, и он отправился инспектировать очередной то ли госпиталь, то ли перевязочный пункт.

С дальнейшими действиями начальство пока, судя по всему, не определилось. На мой взгляд, напрашивался один из двух вариантов:

Либо форсировать Даугаву, (она в этих местах совсем неширокая), и выбить остатки французов из Полоцка, либо оставить под Себежем небольшой заслон и двинуться на Ригу.

В последнем случае мы поставили бы Макдональда в крайне затруднительное положение: мало того, что силы объёдинённых корпусов значительно превышают те, что находятся под его командованием, так и рижский гарнизон, это тоже практически ещё один корпус, тем более, что Эссен, получил подкрепление из двух полков морской пехоты.

А у французского маршала более половины личного состава пруссаки, которые вряд ли полны боевого задора. Насколько я помню историю своего мира, то они не только дезертировали больше чем остальные, но даже просились к нам, воевать против Бонапарта. Целый легион из них сформировали.

Чего-чего, а каких -либо опасных телодвижений из Полоцка точно можно было не опасаться — навести мосты, сбить наши заслоны, а потом с оставшимися ошмётками своих дивизий двинуться на Петербург... Даже не смешно. Их по дороге не то что ополчение — куры лапами залягают.

А ещё через пару дней казаки доставили всё решившую новость: французы не стали дожидаться окончательного истребления в Полоцке, оставили город и отошли на восток. На соединение с корпусом Виктора под Смоленском, как я понимаю. Что же — разумно. Но это развязало руки и нашему командованию — идём на Макдональда. Под Себежем оставались одна пехотная и одна егерская бригады, Ямбургский драгунский, пушки полковника Штадена (тридцать шесть штук) и казаки Родионова. Ну и ваш покорный слуга, разумеется. Вместе со своим «спецназом».