Попаданец со шпагой-2

Коротин Вячеслав Юрьевич

Блин! Он ведь сейчас прямо из рейтуз выпрыгнет!

— Ложь! Наглая и подлая ложь!

— Разве? — прекрасно понимаю, что спокойствие в подобной ситуации значительно эффективнее ярко выраженных эмоций. — Посчитайте моих людей — они все перед вами. Вспомните, сколько всадников имелось у вас.

— Всё равно — подло. И вы никогда не посмеете выйти лицом к лицу. Способны только бить исподтишка. В этом вся Россия...

— Ваше высокоблагородие, — попытался остановить меня Самойлов, — ведь он пленный, да и пусть себе брешет...

— Шпагу ему!

Ну

нет, сука, ты мне заплатишь за каждое гадкое слово, что против моей родины выблевал... Я выхватил свою, отцепил ножны, отбросил их, и присел в стойку:

— Вы сейчас сказали немало гадких слов. И поэтому умрёте.

— Неужели среди русских есть те, в ком течёт кровь рыцарей? — француз принял из рук Тихона свою шпагу встал в позицию.

— Нет, просто чести и благородства в России побольше, чем во всей Европе...

Ага, щапрям — так я и дал тебе дотянуться до своей груди прямым выпадом. Да — да, с переводом, а то как же!

К тому же с выпада ушёл и закрылся только через секунду. Это уже хамство и полное неуважение к противнику. Вероятно, хотел зафиксировать эпическую картинку «Просвещённый француз пронзает варвара-московита»

Я, наверное, сразу же мог устроить этому чванливому интервенту множественную перфорацию организма, но торопиться не стал — противника нужно изучить, это вам не спортивный поединок, где допустимо пропустить первые пару уколов, чтобы потом добрать всё необходимое.

Фехтовальщиком клиент оказался средненьким, но даже такой способен на дурочку засадить мне сталь в туловище. А этого категорически не хотелось. Любого противника нужно воспринимать всерьёз и не расслабляться ни в коем случае. Терпеть, держать дистанцию и ждать.

А клиент, кажется, почувствовал, что влип. Его клинок не только до меня дотянуться не мог, но и тронуть мою шпагу против моей воли не получалось — все его батманы приходились в пустоту.

— Что у вас за трусливая манера фехтования? — наконец не выдержал француз. — Русские офицеры боятся звона стали?

Я ответил «лучезарной» улыбкой, сопровождаемой соответствующим взглядом. Кажется по выражению моего лица соперник понял, что «приплыл».

Ну что же, «поугнетаем» нахала, раз так напрашивается.

Для начала сымитировал атаку (типа поддался на провокацию), а потом, когда этот франк купился, и всерьёз подумал, что отразил мою попытку, атаку продолжил. Уже от души, по взрослому. Остриё не только распороло щёку, но и зацепило кости черепа. Наверняка малоприятные ощущения. А ты чего ждал?

Кстати: получить такую рану — не пальчик порезать. И больно наверняка, и чувствуешь, как из тебя льёт... Причём, льёт не водичка... Хорошо, хоть глаза не заливает.

А мне, именно в такой ситуации расслабляться категорически противопоказано — запросто может теперь невооружённой рукой за клинок цапнуть, и вогнать мне прямо в пузо своё железо. Ему теперь терять нечего.

Аккуратненько, но настойчиво стал шлёпать по клинку противника, демонстрируя потенциальную агрессию,

готовящуюся очередную атаку. Сработало — клиент не стал дожидаться, и сделал два выпада подряд. Вернее собирался сделать два: на первом же влетел в конкретную «четвёрку», а на продолжении, я уже не успевал задеть его клинком, но со всей славянской непосредственностью врезал по морде гардой. Получилось прямо по ране. Кувыркнулся, разумеется, пациент, да так удачно, что я не отказал себе в удовольствии отвесить этому надутому петуху полновесный рабочее-крестьянский поджопник. Убийца Гаврилыча пропахал по дорожной пыли ещё с полметра, выронил шпагу, перевернулся на спину и заблеял:

— Можете убить меня, но издеваться над военнопленным не смеете даже вы!

Ах ты, сука!

— Я над тобой, гнида, не только издеваться могу, я тебя могу ломтями настругать и в ближайший сортир ошмётки вывалить. Это и будет твоя могила...

Выпалил это я уже по- русски, но основную суть, благодаря присутствующим эмоциям, гадёныш, кажется, понял. Тем более, что я не поленился сляпать примитивный перевод своих слов на язык Вольтера.

Вера француза в скифскую дикость, выражение моего лица, стекающая по лицу кровь, да и все последние впечатления и ощущения, не давали повода усомниться в реальности обрисованной перспективки. На физиономии офицера нарисовался нескрываемый ужас.

— Вяжи его, — кивнул я ближайшему казаку.

Тот споро принялся выполнять приказ.

— Вадим Фёдорович, — лицо Самойлова выражало нешуточное удивление, — вы серьёзно решили этого гада...

— Лукич, мне что, сапоги снять и показать, что нет у меня раздвоенных копыт? Разумеется, никто его резать не будет. Отвезём в штаб, небось, знает этот галльский петушок немало. Почта какая-нибудь при нём была?

— А я знаю? Одновременно с вами сюда вышел... Кузьмичёв! В карете смотрели?

— Так точно! — подскочивший казак протянул связку пакетов. — Ещё ларец. Не открывали пока.

— И не будем, пусть в штабе со всем этим разбираются, — я решил не терять зря времени. — Карету в лес, лошадей, что можно поймать — поймать и быстро отходим к своим.

Пленного взгромоздили на коня, и приставили к нему поднаторевшего в конвоировании таковых объектов Гафара.

Надо сказать, что по дороге наш «трофей» вёл себя приличненько, не вякал, хотя регулярно изображал на своей морде лица то нечеловеческое страдание, то вполне человеческое презрение.

Прибыли на место безо всяких приключений и немедленно сдали клиента вместе с бумагами в штаб.

Как оказалось впоследствии, поймали мы весьма «трофейную рыбину»: сам-то он особо не трепался, но бумаг оказалось достаточно — Наполеон предписывал Ожеро направить войска из Германии и Польши в Литву и Белоруссию для усиления обороны своих складов и поддержки основных сил.

Наши генералы тут же решили временно оставить в покое Виктора и Удино с Макдональдом. Основной целью стал Вильно, где Великая Армия сосредоточила немалые запасы для себя.