Попаданец в себя, 1960 год
Шрифт:
Он никогда не вступал в драку с собачьей сворой. Он просто брал отбившуюся дворнягу, закидывал за плечо, наскоро порвав ей глотку, и неторопливо уходил в лес, не обращая внимания на отчаянные крики немногих свидетелей. Он был осторожен, но осторожность получалась небрежной. Устало небрежной».
Ну надо же, какая память стала хорошая. Разогнал я её за восемьдесят лет плюс еще семнадцать в новом существовании. И никакого божественного мобильника не надо, да и не собираюсь я использовать — воровать еще не написанные песни и романы для обеспечения собственного подленького и мелочное существования. Да и СССР я не смогу
Мой волк в рассказе — это та самая свобода, которую неизбежно убьет смерд в милицейских погонах. Как там у меня было?
…Одна пуля тупо ушла в землю, другая. Руки милиционера тряслись, но он был мужественным человеком, стрелял еще и еще. Пуля обожгла шерсть у плеча, но волк не прибавил шагу. Он шел, играя мышцами, а глаза горели ненавистью совсем по-человечьи.
Мужественный человек заверещал по-заячьи и, как его пес, упал в снег. Тогда волк остановился. Остановился, посмотрел на человека, закрывшего голову руками, на пса поодаль, сделал движение к черной железине пистолета — понюхать, но передумал. Повернулся и пошел в лес, устало, тяжело. Он снова был худым, и снова гремел его скелет под пепельной шкурой.
Он шел медленно, очень медленно, и человек успел очнуться, успел притянуть к лицу пистолет, успел выстрелить, не вставая. Он был человек и поэтому он выстрелил. Он был военный человек, а волк шел медленно и шел от него. И поэтому он попал.
Минуту спустя, овчарка бросилась и запоздало выполнила команду «Фас».
А с востока дул жесткий, холодный ветер, и больше не было весны. До нее было еще два месяца.
Глава 14
Почти год как я переместился в себя юного. За это время сознание реципиента на миг разархивировалось и тело сотворило уйму ошибок. Но страх перед людоедами вновь вогнал сознание пацана в закрытую капсулу архива. Наверное все эти процессы совсем не такие и совсем иначе протекают, не исключено божественное вмешательство. А может я со своим тело и сознанием всего лишь импульс в гигантском компьютере иной сущности.
Но я объясняю происходящее со своей точки зрения, да и не существенно все это.
Вообщем, почти год я провел в прошлом, сейчас середина 1961 года, в институте, где успел отменить академку, каникулы.
В 1961 году Иркутск отметил 300-летний юбилей с момента основания острога. В тот год вместе со всей страной иркутяне ликовали и радовались возвращению первого человека из космоса, и Вузовская Набережная была переименована в бульвар имени лётчика-космонавта Ю.А. Гагарина.
Живу я на чужой квартире, арендую недорого дачу у журналиста, переехавшего работать в Москву. Дача в черте
Доходы мои пока невеликие. Гонорары от молодежной газеты, подставки учетчика писем в ней же. Степуха. Раз в месяц праздник труда на железнодорожной станции. Разгрузка сахара — препротивная штука. Особенно кубинского, где мешки по 120 кг., а не по 90 кг, как сахар из республик.
Никаких особенных перемен в себе не замечаю. Руками раковые очаги не исцеляю, по воде не хожу. Единственно, сила и память весьма активны. Ну с памятью понятно, натренировал, активировал за время жизни. А вот сила, присущая скорей мужику, чем подростку не спортивному. Возможность память сознания преобразует и тело. Тем более, замечаю седые волоски в шевелюре, мгновенно зубы мудрости выросли, а на коже появились морщинки. Будто старею в восемнадцать лет. А вопрос дряхления тела после помещения в него старого сознания никем, мне кажется, не изучался.
Утеху для гормонов нашел постоянную, метранпажа из типографии, где мы газету делаем. Маленькая хрупкая женщина под тридцать. Она рада подаркам и вообще нечастому празднику, принимает тепло, но в постели лежит теплой куклой. Нет секса в СССР!
На каникулы мне дали полную ставку в молодежке, мотаюсь по командировкам. Что материально выгодно. А письма в это время разбирают по отделам. «Учетчик» — забавная должность, что-то вроде младшего корреспондента на все руки.
В редакции много ярких личностей. Да и заходят сюда личности ни менее яркие. Сказочник и фантаст, прекрасный стилист Юрий Самсонов (его со временем уволят из редакторов альманаха «Ангара» за публикацию повести братьев Стругацких: «Сказка о тройке: в 1969 году тираж альманаха был запрещён и изъят из публичных библиотек. Повесть публиковалась за границей в журнале «Посев». В СССР повесть вышла лишь 20 лет спустя после иркутского случая.
Вот сидит завотделом Саша Вампилов, выпускник филфака универа. Современная общественность знает его по кинофильму: «Старший сын». Он пока молод и задирист. Его отца учителя, бурята по национальностирасстрелян по приговору «тройки» Иркутского областного управления НКВД. Потом, естественно, реабилитировали. Мать — Анастасия Прокопьевна Вампилова-Копылова, оставшись с 4 детьми, продолжила работать учителем математики в провинциальной средней школе.
Через год он представит одноактную пьесу «Двадцать минут с ангелом, которую позже начнут ставить в разных театрах, а еще позже — снимут фильм. Пьеса, если и не гениальная, то очень талантливая и неординарная. И долго еще его пьесычопорная театральная общественность будет отвергать.
Прорывом Вампилова на советскую театральную сцену стала постановка пьесы «Прощание в июне» Клайпедским драматическим театром. Но до этого еще несколько лет.
17 августа 1972 года, за 2 дня до 35-летия Саша поедет с Глебом Пакуловым (еще одним иркутским писателем) рыбачить на Байкал. Лодка перевернется у берега и он умрет в воде, вероятно от переохлаждения. Глеб доплывет, вытащит обмякшее Сашино тело на берег и бестолково будет суетиться, выкрикивая несвязно:
— Сашка, ты чё, ты не притворяйся, что я твоей жене скажу!