Попаданец в себя, 1960 год

Круковер Владимир Исаевич

Повесть напишу запросто, потом надо будет её как бы рецензировать у старого папиного знакомого — начальника Иркутского облисполкома комиссара III ранга Дербенева, главного мента области. Его отзыв привлечет внимание журналиста и он не отложит повесть в сторону. А можно и самостоятельно смотаться в Москву, в «Юность» к примеру. Кто там сейчас интересно редактор — Катаев или Борис полевой. Если Валентин Катаев, то повесть сто процентов опубликуют.

Так что не будем застывать в напряжении воспоминаний прошлой жизни и вперед, к пишущей машинке. Начну повесть остро: «Романа Трусова (сразу имя не советское и фамилия говорящая по совету Щедрина) задержали прямо в порту. Моряк вразвалочку сошел на берег с рюкзаком, набитым… (надо узнать, что сейчас морячки возят, джинсы уже появились или жвачка?) и его подхватили двое представителей власти в гражданском. Один сунул Роману под нос открытое удостоверение, а второй цепко взял за локоть…». Дальше для остроты сюжеты напишем, будто это были не менты, а воры и они отобрали у бедняги «предметы спекуляции», как отбирали у других спекулей. Потом их задержит (рискуя жизнью) майор Пронин. А потом еще что-то выдумаю. Получится назидательный детектив приключенческий. Где-то на десять авторских листов.

И назовем загадочно: «Семь дней моряка Трусова». В таком патриархальном стиле. Девять дней одного года, Дачная поездка сержанта Цыбули, Три дня лейтенанта Кравцова… Благо, все это скорей всего еще не вышло на экраны. Интересно, Девять дней одного года с Баталовым и молодым Иннокентием Смоктуновским, я его вроде пацаном смотрел, надо у кого-нибудь спросить.

Глава 18

Геология — любовь моя. В следующей жизни обязательно стану геологом.

Так думал я в пелене утреннего пробуждения. А потом вдруг осознал, что следующая жизнь уже наступила и я учусь в инязе, так как там всего четыре года учится.

По ассоциации вспомнил свою и первой жизни в многотиражке «Геолог Забайкалья» про девушку, погибшую в экспедиции: «Почему погибла Таня К.»; я специально летал в командировку в Саяны, был в экспедиции и в отряде, где всё случилось. Днвчонку просто не подстраховали при переходе горного ручья и практикантка с геофака нелепо умерла, растворилась в камнях и в кристальной ледяной воде Природы. И за это никого из сопровождающих (маршрутного рабочего и начальника отряда) не наказали. Потребовался фельетон, тогда начальство зашевелилось…

По таинственной дополнительной ассоциации вспомнил происшествие, случившееся и которое должно вскоре случится (если сие не параллельная реальность), происшествие, которое затронуло весь Иркутск. Лесничий застал в тайге компанию браконьеров на двух вездеходах. Пьянствовали, пожирали мясо сохатого… Еще три туши лежали рядом.

Лесник задержал всю компанию, отобрал у них ружья. Когда ехали в город, его ухитрились выкинуть из машины. Напомню, что время тогда было советское, спокойное, ответственность за агрессию против милиционера или должностного лица дорого обходилась, да и расстрел не был отменен.

Когда лесник добрался на попутках в город, его арестовали и посадили в КПЗ (Камеру Предварительного Заключения). Через неделю жена, отчаявшись добиться справедливости, пришла в «Молодежку». Оказалось, что он пытался задержать председателя Облисполкома Салатского.

Журналистам удалось напрячь адвокатов и вытащить мужика из застенков. Но дело, возбужденное по 206 статье УК — «хулиганка», не рассосалось. Подготовили фельетон. Утром ждали номер, а он вышел без фельетона — спасибо областной цензуре. Над редакцией нависли тучи.

СобКор «Комсомолки» Филиппченко имел дома телетайп. Фельетон вышел в центральной газете, из Москвы приехал прокурор по особо важным со свитой. Все кончилось пшиком: брат Салатского (простой шофер) принял вину на себя, получил два года условно и, через полгода, прекрасный коттедж на берегу Байкала.

Все же я не так уж плох был в первой жизни, подумал я и вновь испытиал горечь за убийство самого себя первого.

Несмотря на жестокую цензуру газета в эти годы могла кое-что, побольше, чем во времена свободного рынка. Чем выше газета, тем более высоких чинов она могла достать и погубить. Простое удостоверение члена Союза журналистов давало носителю серьезную власть, а Союза писателей — возводило в ранг полубога.

У меня старого за плечами было больше сотни изданных книг, есть и корочки обеих Союзов, и Высшая творческая категория в Израиле. Но возможностей было мало, меньше, чем в те годы, когда был простым журналистом многотиражки.

Помню, в районке я не смог опубликовать критическую заметку о неграмотном и бесстыдном поведении санэпидемслужбы (они собак отлавливали без разбора, прямо на глазах у детей). Послал эту заметку в областную и после публикации собрали райком КПСС решать с проблемой, да еще и мне, беспартийному, поручили навести порядок от имени партии.

То бишь возможности имеются в эти самые годы, кои текут за окном, пока я тут сопли на кулак мотаю и дуло Штирлица от форточки отвожу.

Можно подумать, что автор пытается превратить попаданческое фантези в занудный мемуар. Это не так, о чем автор торжественно заявляет в этом небольшом авторском отступлении. Нынче аж 2020 год, а автор угодил в молодое тело, обитающее в 1961 году. В СССР, распад которого он наблюдал и которым воспользовался чтоб открыть бизнес, заработать пару лимонов, потерять бизнец, пожить в Москве и стать известным писателем в сфере прикладной литературы (собаки, кошки, грибы, полезные советы и огород по Метлайдерй…).

Автор угас в Доме пенсионеров в Израиле, написав:

Похорони меня под ивой, Подруга верная моя…

Он осваивается в новом старом мире и еще не готов к прогрессорству. Он хает себя дипсоманом (запойным), хотя, несмотря на пьянку, успел получить боевую награду в армии и всячески неординарно проявить себя на гражданке.

И в первом тоне он только готовится расправить крылья, он:

Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, почуя на плечах Еще не появившиеся крылья… [41]

41

«Шестое чувство», 1921е (…одно из последних стихотворений…)

Автор ответственно заявляет, что он намерен вдумчиво проследить путь героя от 1960 года и до 2020 года, полностью изменив его прошлую биографию и затевая серьезные мероприятия по улучшению жизни в одном отдельном государстве. Только нет никакой гарантии, что это будет именно Россия…

На этом автор прекращает «отступать» от повествования и переносит нас в столовую отчего дома на улице Марата, где герой обедает с братом Павлом. Чахохбили кушаю. Льет дождь, погода шепчет и армянская душа рвется на кухню! Сегодня цель вкусовых пристрастий обратилась в сторону грузинской кухни, которую я просто обожаю. Итак, мам решила сынам приготовить «Чахохбили из курицы».…