Попаданец в себя, 1960 год
Шрифт:
В этот момент ребенок отключил коммутатор и, откинув одеяло, поплыл по воздуху на выход из палаты. Я растерялся и не сумел ничего предпринять — наше тело вплыло в какую-то комнатку вроде бокса и меня вышвырнуло из мальчика.
И стремительно вперло в меня самого шестнадцатилетнего, в 1960 год.
Глава 4
Я вовсе не подавлял личность мальчика, в которого вселилось мое сознание. Просто я молодой обрел знания себя самого, прожившего жизнь. Но эти знания потеряли эмоциональность, они стали черно-белым текстом опыта. Конечно, старческая проекция лишила юность многих открытий, но молодое тело небрежно перемололо этот опыт.
И потеряло молодость!
Эмоциональная вялость окутала меня, как проказа. И еще я боялся шокировать маму и братьев своим, резко изменившемся поведением. Могли и в психушку отправить. Благо, весь дом населен врачами, так и называется — Дом специалистов, первый пятиэтажный жилой дом Иркутска.
Я чувствовал себя, как герой Уэллса, добравшийся на Машине Времени до Конца Земли.
Я не только помнил эту книгу Уэллса, я часто вспоминал её в минуты грусти. На обложке старого, «советского» издания над бордовой пустыней Земли висело огромное, гаснущее солнце и по берегу свинцового океана ползали гигантские крабопауки.
«…Представьте себе краба величиною с этот стол, с множеством медленно и нерешительно движущихся ног, с огромными волочащимися клешнями, длинными шевелящимися щупальцами и стебельчатыми глазами, сверкающими с обеих сторон его отсвечивающего металлом лба! Спина его была вся в складках и выступах, местами покрытых зеленоватым налетом. Я видел, как шевелились и дрожали многочисленные щупальца его сложного рта…
Не могу передать вам ощущения того страшного запустения, какое царило над миром. На востоке — багровое небо, на севере — темнота, мертвое соленое море, каменистый берег, на котором ползали эти мерзкие, медленно передвигавшиеся чудовища. Однообразная, как бы ядовитая зелень лишайников, разреженный воздух, вызывающий боль в легких, — все это производило подавляющее впечатление! Я перенесся на столетие вперед и увидел то же самое багровое солнце — только немного больше и тусклее, — тот же умирающий океан, тот же холодный воздух и то же множество земноводных ракообразных, ползающих посреди красных и зеленых лишайников».
Я поскорей ушел из дома и пошел в исчезнувшую в будущем беседку, которая в шестидесятых была сооружена из настоящего резного дерева в тени тополей и радовала детей и подростков. Она примыкала к детской площадке, в центре которой были деревянные качели, умеющие вертеться на все 360 градусов. Высшей доблестью среди пацанов моего времени было вертеться на этой качели, соответственно раскачав до центробежного экстаза. Для это следовало стать на сидушку немного боком и, пружиня ногами, наращивать шаг раскачки.
Площадка примыкала одной своей стороной к клинике папы на улице Марата, а с другой — к домику дворника.
Было же время! Дом сразу заселялся обслугой: был дворник-сторож с персональным жильем, был слесарь-плотник Мотя, он жил в первом подъезде, были кирпичные гаражи и были сараи на улице и кладовки в каждом подвале. В квартирах, кстати, тоже были кладовки и целых два коридора от входа — в кухню и от входа — в комнаты.
Был я тут в двухтысячном, на место зелени и детской площадке втиснулась стандартная и безликая девятиэтажка. И двор с зеленью фактически исчез — зачем дворы нынешнем детям, не знающих пристеночка, запятнашек, войнушек и пряток!
Но теперь были всего лишь шестидесятые, беседка стояла на месте, была по причины раннего времени пуста, и я уселся медитировать. Вернее, просто поразмыслить, ибо медитировать никогда не любил. Я допускал, что никакого возвращения в детство нет, а моя старенькая тушка лежит в больнице, подключенная к приборам жизнедеятельности. Но даже если так, то все равно бредить, как и галлюцинировать, надо весело, со вкусом, от всей души.
Я заново осознал себя в теле себя самого утром. Когда встал и автоматически попытался идти в сторону туалета, который в Доме пенсионеров находился в пяти шагах направо по гипотенузе. Вместо движения уткнулся в ширму, открыл глаза, выбрался и осознал себя в столовой отеческой квартиры в Иркутске. Улица Марата — 25, телефон 41–41, чулан во втором подвале, гараж тоже второй, там должна стоять Победа, если братья еще не продали её.
Благодаря предыдущем попаданиями я не впал в истерику и не потерял сознание. Я быстренько оделся (ситцевые шаровары, футболка со шнурками вместо пуговиц, модные кеды «Два мяча») и свалил на улицу, в беседку — размышлять.
Мне срочно надо было решить две проблемы.
Как не «спалиться» перед родственниками и как построить жизнь заново, не проворонить второй шанс.
Не «спалиться» просто — надо уехать на полгода-год. Где нужны шестнадцатилетние неумехи? В геологии. Благо у нас крупная сибирская контора с филиалами, а область вместила б в себя всю Европу вместе со Средней Азией. И везде тайга и потенциальные залежи ценностей в земле. Конечно, мама будет «возникать», что я в этом году не поступаю… в шестидесятые высшее или среднее специальное еще были приоритетным среди населения. Хотя инженер с дипломом получал в два раза меньше, чем квалифицированный токарь или фрезеровщик. Но у меня до возраста призыва есть еще два года, так что Армия не грозит. Слиняю к геологам, а маме записку оставлю. Жалко её, погасшей после смерти отца выглядит, постаревшей. Хотя моложе меня до вселения в это юное тело.
Второй вопрос попроще. Естественно, я не собирался «спасать» государство или писать в КГБ о маньяках и предателях. Из маньяков знал только про Чикатило, но не помнил где и когда тот орудовал. Из предателей знал только Шеварнадзе и все грузинскую коалицию. Но это он с моей точки зрения был предателем, а в общественных кругах — национальным героем.
Лично я собирался избежать главных ошибок прошлой жизни: алкоголизма и беспорядочной половой жизни. Всего смогу добиться если не буду пить запоями и таскаться за бабами. И опять же не попаду в тюрьму за кражу на вокзале вещей на 90 рублей (деньги советские), которые обменял на бутылку. И в тюрьму не попаду снова, так как некому будет за порванное по пьянке прохожему очко (сфинктер) ввалить мне пять лет строгого.
И добиться смогу многого, так как за плечами восьмидесятилетний опыт жизни. Единственное, чему стоит поучиться — языкам. В будущем, когда Союз распадется, без них трудно.
Могу стать известным писателем, могу стать коммерсантом — опыт есть и в том, и в другом. Как только начался распад. Советов, я арендовал городскую типографию в Калининграде (бывший Кенигсберг) и начал выпускать журнал «Антиаферист», детскую газету «Пацаны и пацанки» и печатать небольшими тиражами книги из числа ранее запрещенных. «Майн кампф», «Раковый корпус» Солдженицина, Камасутра в черно-белом исполнении, «Доктор Живаго» в мягком переплете… С Борисом Стругацким заключил договор на полное собрание сочинений, заказ разместил в Московской типографии. Стотысячный тираж был раскуплен еще до выхода из печати. Сам написал несколько повестей по темам тюрем, зон, бандитизма, мошенничества. Так назвал: Болото № 1, № 2, № 3… «Болото № 1» было о конкретной зоне, где досиживал последний срок — ОМ-216/9 [6] Калининграда. История образования исправительной колонии № 9 уходит послевоенные годы, когда приказом УМВД СССР № 0012 от 11 февраля 1948 года, в связи с расформированием лагеря интернированных, на базе лагерного отделения № 1 была организована трудовая колония общего режима, которой присвоено № 9. Местом дислокации определен г. Калининград, где содержались осужденные, ранее неоднократно судимые. В 1961 году в исправительной колонии ОМ-216/9 был установлен строгий режим.
6
Почтовый адрес: 236023, г. Калининград, Советский проспект, 109. Контактные телефоны: 35-67-00* добавочный номер.
Фамилии я изменил только в одной букве. Если начальник зоны был Васильев (Василица по кличке), то у меня стал Гасильев, начальник оперчасти Токарев — Гокарев, начальник санчасти (мразь невероятная) Момот — Гомот. Откинувшиеся и сидельцы сделали этой книге бешеную рекламу…
Но после очередного запоя я продал бизнес и уехал в Москву. Где постепенно спустил все нажитое. Москва слишком дорога для алкаша. Тем ни менее зацепился, снял квартиру и начал писать под заказ. В основном писал расхожую литературу по кинологии, компилировал другую «прикладнуху». Герудотерапия, Корейские салаты, Как похудеть, Диетическое питание, Твой огород, Как стать миллионером, Анекдоты про Вовочку… Какой только муры я не составлял. Правда смастерил неплохой атлас Всех собак мира и Орфоэпический справочник. Беллетристика шла медленней и не приносила таких гонораров. Тем ни менее, отметился серией иронических детективов про афериста и тремя романами про попаданцев. Мои герои попадали на другую планету, где царило цивильное средневековье. Романтикой и любовью со страниц аж капало, рояли стояли во всех кустах и кустиках… пипл хавал.