Попаданец в себя, 1970 год
Шрифт:
Пока я обследовал свое поместье (а чем не поместье эта долина с чистейшей проточной водой и уникальным кедрачом в добрых полсотни километров в все стороны), тофы споро собрали мне лабаз на куриных ножках – бревнах-столбах с ободранной корой и брезентовую мойню, аналог полевой русской бани.
Делается она так: берется большой кусок брезента, который водружают на металлический каркас, получается вроде палатки или шатра с металлическими стойками и перекладинами по бокам. В центре складывают из булыжников очаг, булыжную печь внутри которой и разжигается на земле костер. И горит этот костер, пока камни не накалятся. Костер тушат, края палатки опускают до земли, вода уже стоит в ведрах и в кадушках: черпай да плещи на камни, блаженствуй в свежем пару, выскакивай к ручью ополоснуться, и вновь – в пар, в свежесть хвойного веника и здоровья лесной бани!
– Лестницу не забывай от лабаза убирать, – сказал пожилой тофалар, – хозяин умеет по лестнице лазить, все пожрет и попортит. – Мы тебе завтра еще дров наготовим на зиму, братья пошли сухостой рубить. А сейчас, однако, ужин готовить будем, уху варить. Птицу позови жирную, ты уже умеешь.
Я не знал – умею или надо учится. Просто позвал на языке древних, не разевая рта, мысленно проговорил желание, пару молодых тетеревов и они выпорхнули из чащи, покорно сели у ноги. Дед быстренько свернул им головы и призвал подростков, чтоб ошпарили и ощипали для супа. Который тут, как и все жидкие блюда, прозывается «ухой».
Глава 33
Ушли тофы, угнали оленей без поклажи…
Вот наконец и одиночество! То, чего желал, к чему стремился. Конечно, зимовье – не царские палаты, но тем ни менее ощущаю себя Владыкой: вокруг первозданная природа, воздух пахнет хвоей и жизнью, а теснота избушки, сложенной из настоящей лиственницы (вечного дерева) ничуть не смущает.
Утрами подмораживает. Варю покушать пока на улице: кострище под навесом, бревнышки вокруг, чуть в стороне тоже под навесом дров напилили на всю зиму. Так что утро начинаем с зарядки – колун да чурбачки, сухостой ломаю отдельной кучей.
Но есть и проблемы. Да и как им не быть у нашей интеллигентно-писательской братии, на которых даже вторая жизнь и язык Древних не оказывает благодати – всё мы в самокопании, в «чуйствах», в интеллектуальных соплях!
Вот сижу на чурбачке, рефлексую:
Каким вы служите богам? Я псалмы пел прекрасным дамам, Я ставил памятники мамам, И познавал себя я сам… Каким вы служите богам? Каким вы служите богам? Чтоб на себя одеть оковы, И к разуму привесить шоры, И сбросить разум в общий хлам… Каким вы служите богам?А варю я похлебку с тушенкой. У меня два ящика по 20 банок тушенки на зиму, а я, вместо того чтоб дичину свежевать, тушенку жру. Скоро, видать, вегетарианцем стану. А как вегану прожить в Сибири в тайге без базара с улыбчивыми кавказцами и поставок фруктов с Кубы или Ирана?
Но не могу заставить себя вновь призвать из леса этим могущественным пра-языком живое существо, чтоб его убить и съесть! Как-то противоречит сие моим нравственным устоям. До сих пор перед глазами те две юные тетерки, которым дед сворачивает головы… Я, кстати, в тот раз и не попробовал тетеревиное мясо!
А попозже накалякал ассоциативно в блокноте:
Между ангелом и бесом Прохожу я темным лесом, По тропинке прохожу, Ничего не нахожу. Между ангелом и лесом, Я иду в обнимку с бесом, От предчувствия дрожу, Но свой страх не покажу. Между бесом и тем лесом Иду с ангелом небесным, Бесу фигу покажу, Пару ласковых скажу. Между ангелом и бесом Темной ночью, темным лесом То и дело я хожу, Ничего не нахожу.Тем ни менее что-то решать надо, на тушенке я всю зиму не проживу, тут ее максимум на пару месяцев хватит.
Ладно бы, ружья не обдал бы, так поохотится по-честному, человек против дичи, все правильно – охота. Но так, простым подзывом – не правильно, не честно.
Конечно, на рыбе можно продержаться, тут рядом, километрах в пяти река Джуглым, которая впадает в Уду [9] . Эта небольшая речка славится замечательной рыбалкой на черного, марсового хариуса. Некоторые экземпляры достигают 1,5 кг веса! Помимо трофейного хариуса здесь водится ленок, налим (вкуснейшая печень для ухи), и даже «хозяин реки» таймень, ростом с меня. Все это было и в Ангаре во времена моей молодости… Тьфу, да я же и нахожусь в этом времени! И вся эта рыбная экзотика тут рядом плавает, да и в мой ручей может заплывать!
9
[1] Река Уда, протекающая на территории Бурятии, является одним из наиболее крупных притоков Селенги. Длина – 467 км….
Надо попробовать, хариус на мушку берет, удочки я не раздал, вон – целый спиннинг из бамбуковых палок в рюкзаке, еще в Ленинграде покупал.
Сижу на берегу, смотрю на мушку. Никто не клюет. А словом рыбу брать – так это вовсе беспредел.
Кто бы подумал, что могущество столь противоречит моей природе. В детстве воображал себя волшебником, а вот наяву отторгается право брать Словом или Словом же рушить что-то. Может это моя человеческая совесть бунтует…
Вывалившийся из кустов даурского можжевельника, младшего брата вечно скорбящего кипариса, здоровенный волчара, прервал мои раздумья и бесплотную рыбалку.
Глава 34
Волк был велик. Я чуть не испугался, так как владение Словом еще не приучило мою нервную систему к его величию. Потом заметил на загривке зверя небольшую косулю. Волки носят добычу, как люди – котомку, через плечо, на холке. А вот собаки так никогда не делают. Волк подошел ближе и сбросил косулю на землю, у рогатой было порвано горло и кровь спущена.
Наверное жители леса приняли мои безмолвные мысли, мои телепатемы и решили помочь.
«Спасибо, дружище, – сказал я в голове беззвучно, – погоди – поделимся».
Волк молча ждал, пока я отчеквочу заднюю ногу, осторожно взял ее в зубы и прыснул обратно, в тайгу.
А я, ощущая себя Богом, принимающим дары от животных, поволок мясо ближе к ручью, чтоб разделать и замыть место от волокон и крови. Сегодня у меня на здоровенной чугунной сковороде будет скворчать свежатина с картошкой!