Попаданка. Мама для бастарда
Шрифт:
Тогда, в полусне горячем, мерещилось ему, что даже Милад у постели присаживался, прохладную ладонь опускал на лоб. И так хотелось, чтобы правда это была… Чтобы был отец, который любит, переживает, заботится. Но правда была в другом. В том, как Дана кричала, что это из-за Милада он заболел, из-за того, что заставил он по морозу мотаться, дрова помогать в дом заносить. А Милад рассвирепел тогда, замахнулся на нее, что ж он, нарочно, враг своему сыну?! «Или не своему?» – до сих пор ядовито в ушах звучало.
Теодор растерянно уставился на Драго. Его губы дрожали, он вот-вот
Теодор вздохнул, не понимая, что делать. В любой другой ситуации, с другим мальчишкой он бы прикрикнул. Силой рванул рубашку, дорвал бы ее, раздел и посмотрел, что там. Но с Драго нельзя так было, Теодор чувствовал это.
Он вздохнул снова, немного расстроенный. И утянул обратно к себе на колени, утыкаясь лбом в макушку пушистую.
– Иди сюда. Не стану я тебя силой дожимать, – шепнул Теодор на ухо Драго, путаясь пальцами в кудрях его. – Посиди тут на коленях, а то дрожишь весь… Ну, чего ты? Обещал я тебе, что больно не сделаю. Выполню я свое обещание. А лекарь нужен, осмотреть просто. Обещаю тоже, что больно он делать не будет, но вдруг ты… ранен где-то? Или нужно полечить мазями тебя или отварами? Вот лекарь и пригодится. Никто же зла тебе не хочет. Может, маму позвать, чтобы она посмотрела? При ней ты рубашку снимешь? Я думал, что стыдно перед женщиной-то показываться, ты же взрослый уже! А я мужчина, по-мужски бы понял и поддержал тебя!
Лукавил Теодор немного. Может, Драго купится на это и покажет, что с ним Милад натворил?
Драго надулся и засопел, глядя из-под растрепавшихся волос. Угрюмо почти. Волчонком недовольным. Задразнил его Теодор. Не показываться же маленьким перед ним, который чуть что – мамку зовет! Драго выдохнул шумно и развязал поясок, хотя пальцы подрагивали.
«Решит еще, что совсем я ни на что не годный, раз часто прилетало!» – мелькнуло в голове, но он собрался с духом, стягивая рубашку.
– Не больно мне совсем. Не нужно лекаря никакого, само всегда сходило все, – пробормотал Драго уже как-то глухо, потухше.
Драго повел плечом, совсем не желая, чтобы Теодор взглянул на спину. На которой – не с этого, так с прошлого раза – отметины остались. Тонкие, зажившие, не до шрамов глубоких, но еще виднеющиеся полосочками на нежной коже. Помнится, тогда задержался, когда курица со двора убежала. А пока изловил ее, гадину, в доме Милад с Даной разругались, кричал он что-то про то, что о других мужиках она, поди, думает, о том, прежнем… Вот Драго под горячую руку и попал, когда защищать полез.
Теодора, как мешком тяжелым, с крыши упавшим, привалило, когда он увидел Драго без рубашки. Его тоненькое тело казалось совсем прозрачным от худобы, и сердце защемило от того, как мало он ел… наверное, всю свою жизнь. Но самое страшное было не это. А картина его убогой жизни – жизни принца, который должен был жить в неге и роскоши! А вместо этого получал сухие корки и побои?
Теодор всегда был вспыльчивым. И сложно сдерживал эмоции. Так и сейчас произошло. Сколько бы он ни твердил себе, что нельзя пугать Драго,
– Повернись.
Когда Драго замешкался или нарочно не послушался, то его пальцы мягко, но неотвратимо легли на худенькие плечи. Какой-то частью своего холодного, змеиного разума, которая провоцирует на страшные вещи… не сразу, вспышкой эмоций, а после, на холодную голову, Теодор подумал о Миладе. О том, что хотел бы с ним сделать.
Но все перекрыло то, что он увидел. Картина синяков, свежих и пожелтевших, будто рисовала на теле сына странные узоры, от которых наворачивались слезы. От вида тонких следов на спине – не то незаживших полос от розг, не то уже затянувшихся шрамов – стало дурно.
– Не больно, говоришь? – слетело с губ неживым голосом, когда Теодор медленно, неверяще провел пальцем по следу с нажимом.
А после он не выдержал. Резко ссадил Драго на кровать, а сам вскочил на ноги, чтобы пройтись по комнате и немного остыть. Не вышло. Не просто гнев, а жгучая ненависть накрыла с головой. На секунду заглушив и голос разума, взывающий к тому, что не время психовать, что Драго здесь, в этой комнате…
– Да Милада убить мало! – взревел Теодор, как будто сам раненый зверь.
Он изо всех сил всадил кулак в стену так, что свез костяшки до крови. Портреты на ней жалобно скрипнули и покосились, а Теодора немного отпустило. Он смог перевести дыхание и посмотреть на Драго. С ужасом. Посмотреть. На Драго. Что Теодор натворил?
Драго резко сжался в комочек. Это было настолько внезапно, на инстинкте, что он даже не подумал, что с ногами на кровать, во дворце-то! А когда подумал, то еще сильнее задрожал, обнимая себя за плечи. Столько ярости было в Теодоре! Таким и Милад бывал… когда сначала на Дану злился, потом и на Драго переключался, вечно сомневаясь, его-не его. Вдруг и здесь так будет? Драго боялся, что Теодор сейчас повернется к нему, сверкнет глазами, что это он Милада выводил, непослушный, негодный мальчишка.
– Н-не надо! – всхлипнул Драго. – Говорю же, не больно! Я привычный!
Ресницы заблестели и слиплись. Драго поспешно схватил рубашку, путаясь в рукавах, дорывая ткань, но пытаясь натянуть. От Милада точно прилетело бы за то, что в страхе неуклюжий становится.
Теодор тупо посмотрел невидящим взглядом на разбитую в хлам руку, с которой капала кровь. И резко вытянул белоснежный платок из кармана. Прижал к костяшкам. Еще не хватало напугать Драго еще больше! Он все-таки заплакал. Совесть ржавым гвоздем вонзилась в сердце. Не от Милада Драго плакал сейчас. А от него.
Теодор медленно, на негнущихся непослушных ногах, подошел к Драго, который сидел трогательным комочком на краю кровати, подтянув под себя ноги. Острые коленки свисали с кровати, а тонкие ручки обнимали себя за плечи.
Теодор винил себя за эту вспышку. Нельзя так пугать детей! Он как чувствовал, что Милад поступал так же. Психовал, а потом срывался на побои. Что сейчас почувствовал Драго? Что время вспять повернулось? Все так же медленно, покаянно опустив голову, Теодор встал на колени перед Драго.