Попадос и два ствола 3
Шрифт:
Нельзя! Сейчас это верный суицид. Надо терпеть!
Терпеть и ждать, хоть немного подходящего момента.
И как ни странно — удерживаться от непоправимых глупостей, более всего помогает мысль о пророчестве негритянки.
Может я, конечно, и конченный дурак, еще похлеще Киржача, но вот верю я ей и всё тут!
Так и тянется этот день, который я вряд ли когда-нибудь забуду.
Справедливости ради, надо сказать, что корейский старший сегодня более добр. Или просто понимает, что происходит с
За это я убью его не слишком больно, если суждено, конечно.
Ближе к вечеру происходит событие.
Вернее — даже три.
Каждое последовательно вытекает из предыдущего.
Я оказался прав и с низких хмурых небес все-таки зарядил большой дождь.
Один из наших товарищей по несчастью, идущий впереди, почти в самой голове колонны, поскальзывается на мокрой траве и падает вместе с носилками.
Судя по доносящимся до нас возгласам — обошлось без перелома, но конечность этого, не слишком везучего бедолаги, на какое-то время вышла из строя.
Офицер кузнечиком ускакал туда. Конвойные тоже любопытно потянулись вперед.
Движение каравана само собой замедлилось, а после и вовсе остановилось.
Пользуясь случаем, народ опускает ношу на траву, переводит дух и пытается максимально расслабить скованные болью мышцы.
Впереди раздается какая-то команда офицера и невнятный перевод.
Что уж они там нагородили я не расслышал, но свара в голове колонны вспыхивает сухой степной травой. Насколько мне слышно — там «носильщики» наезжают на более везучих «рюкзачников».
«Туристы» предсказуемо отлаиваются в ответ, отстаивая свою удачу и более привилегированное положение.
Вот уже кто-то хватает кого-то за грудки. К конфликтующим присоединяются дополнительные персонажи с обеих сторон. Нда, похоже — заварилась каша!
Точно. Понеслось!
Впереди начинается толкотня и сумятица, быстро переросшая в полноценный махач.
И откуда у них только силы взялись?!
Не меньше десятка пленных, поддавшись стадному инстинкту деревенской свадебной драки — азартно хлещут друг дружку по щам и прочим частям тела. Где-то среди них мелькает и силуэт киржачевского кореша.
Лейтенант стреляет. В воздух — над головами сцепившихся людей.
Выстрелы не достигают нужного ему эффекта.
Народ дошел до края и дерущиеся, похоже, уже не отреагируют ни на что, пока пуля не прилетит кому-нибудь в мясо.
«А я то, чего стою»?
Внезапный вопрос пронизывает с беспощадностью декабрьского ветра.
Какого момента еще ждать-то?
Ловлю на себе взгляд Киржача.
«Валим»? — без ненужных слов предлагает он.
Киваю.
Шериф ответно взмахивает гривой и с неожиданной ловкостью подставляет ногу пробегающему мимо, худому и невысокому солдатику из хвоста колонны.
Не успев сгруппироваться и даже ничего не поняв, тот плашмя брякается оземь.
Бросаюсь на его щуплое тело, как матерый тигр на споткнувшуюся антилопу.
Выдергиваю из ножен на поясном ремне нож врага и всаживаю в тонкую шею. Ярко алая кровь из перебитой артерии хлещет на руки.
Выхватываю из уже расстегнутой кобуры корейца, его «макаров» и запасной магазин.
Вскакиваю на ноги. Оглядываюсь. Раненые корейцы на носилках прикинулись слепоглухонемыми и изображают бессознательное состояние. А может и не исполняют.
Все активные бойцы противника бестолково рванули подавлять волнения, видать, опасаясь их перерастания в бунт. Повезло нам с ними — профессиональных тюремщиков среди наших конвойных не оказалось.
Ну, а четверка ближних пленных остолбенело замерла сурикатами, выпучив глаза: кто на зарезанного умирающего корейца, кто в моем направлении.
— Чего вылупились, дятлы? Разбегайтесь!
И не дожидаясь их реакции, бегу назад, вслед за уже ломанувшимся напролом Киржачем...
— Повезло нам сегодня, — отдышавшись и напившись из ручья, резюмирует бывший шериф, — Кажись, они по нам с тобой даже и не пальнули не разу.
— Повезло, — соглашаюсь я, — Не до того им было. Спасибо ноге того парня, — киваю и отступаю на несколько шагов назад.
Достаю из-за брючного ремня, уже натерший пузо «ПМ» и обращаюсь к бывшему шерифу:
— И тебе спасибо, Киржач… но, вот только до этого — слишком уж серьезно ты накосячил.
И поднимаю ствол пистолета на уровень его груди.
— Кот, прости…
— Брось… Бог простит, а я не поп — чтобы твои грехи отпускать.
— Давай разбежимся, Кот. Отпусти, а? Пожалуйста! Я уйду. Каждый своей дорогой пойдет.
— Уже отпускал, — я медленно качаю головой и не дожидаясь пока безнадега бросит его на отчаянный поступок, стреляю…
За долю мгновения до выстрела, шериф с неожиданной легкостью и сноровкой посылает своё массивное тело в сторону.
Вместо того, чтобы влететь в широченную, выпуклую грудь Киржача — тупоносая пуля «макарова» бьет его в плечо.
Мощное тело шерифа разворачивается на четверть оборота и валится на траву.
Вот ведь..!
Подхожу на два шага и выцеливаю примерное местонахождение сердца. В сморщенное от боли лицо стрелять почему-то не хочется.
В устремленных на меня медвежьих глазах Киржача страдание. А вот испуга почему-то не видно.
Медлю.
Несмотря на все дерьмо, которым наполнен этот персонаж, убивать его мне не хочется, как ни странно…
Ну, шмальнул же уже разок — отвел душу… может на том и остановиться?