Поперчить посахаренное
Шрифт:
– Просто поговорить? – Хёна вспомнила, что да, для секса ведь она сегодня не подходит. Что ещё делать?
– Да, чтобы не думать ни о чем. Чтобы узнать что-то о тебе… мы никогда подолгу не разговаривали с тех пор, как переспали, не так ли? С тех пор я перестал тебя слушать.
– Ты и сам мало говорил, - произнесла Хёна. Он взял её за подбородок, приподняв лицо.
– Может, я пустой человек, и мне нечего сказать?
– Ты не пустой, БиАй. Ты хочешь таким быть. Только я никак не пойму, зачем? – Она провела пальцами по его руке, держащей её лицо. Во всей этой драматичной суматохе
– Однажды я решил прогулять школу, - вдруг сказал Ханбин. – Это было в младших классах. У меня был свой ключ от дома, я думал, что совру насчет отмены занятий, если меня поймают, хотя я просто хотел взять мяч и побежать играть с друзьями, незаметно проскользнув. Но дома я услышал странные звуки. Моя мать трахалась с каким-то типом, пока отец был на работе. Она видела, что я увидел. Знаешь, это был ёбаный минет, - Ханбин нервно засмеялся, опустив руку и откинувшись на спинку. – Они были голые, и я успел убежать, прежде чем мне что-нибудь бы сказали. А вечером, поздно, я вернулся, когда отец уже был дома. Мать смотрела на меня с затаённым страхом, что я заговорю, потому что у неё не было времени уговорить ребенка молчать. Она только смотрела на меня беспокойным взглядом, стараясь не сводить с лица улыбку, и всё целовала отца в щеку, приговаривая, как его любит. Очень любит. И я промолчал, и молчал ещё лет шесть, пока они не развелись. Всё это время, я знал, у неё постоянно были любовники. Постоянно. Но каждый вечер она целовала радостно отца и говорила, косясь на меня: «Мы так любим папу, правда?» - пропищал Ханбин пародирующим голосом, с гадливостью, с презрением. – А знаешь, почему они развелись? Потому что ОНА устала. Она встретила другого, полюбила, и уехала с новым, молодым богатым мужем. Отец очень её любил. Он ещё долго тосковал после развода, забываясь в работе. А я до сих пор ему так ничего и не говорю… Как считаешь, это правильно? Или следует открыть человеку глаза на правду? Я даже сомневаюсь, что моя младшая сестра от отца. – Хёна подвинулась к нему, но, поскольку Ханбин не позволил поднять свою руку с колена, к которому она словно прилипла, девушка опустилась на пол и положила на неё щеку. Ей было жаль его. Ей была ясна боль мальчика, для которого самое святое – мать, оказалось чем-то фальшивым и мерзким. – Я не хочу сказать, что этот эпизод сыграл решающую роль в моей жизни, - уже спокойнее добавил БиАй. – Я, всё-таки, всегда был сволочью. Мог подраться, наврать, отнять что-нибудь у кого-нибудь, но, может, это плохие гены, а? – Он посмотрел на Хёну, наклонившись к ней и погладив по волосам. – Может не стоит плодиться от таких, как я? Может ты не хочешь ехать со мной?
– Хочу, БиАй, - поцеловала она его ладонь, закрыв глаза и вновь ложась на неё. – Даже если это будет не Сингапур, а Северный Полюс.
– Я не Бобби, я не поеду туда, где нет комфорта, - хохотнул он и, подняв Хёну с пола, усадил на себя. – Я тоже люблю свободу, но мне нужны королевские условия в ней.
– Разве ты не знаешь, что свобода – это противоположность золотой клетке? Либо красивые условия, либо воля.
– Я попробую создать что-то третье. И не говори мне, что третьего не дано, - улыбнулся он, поцеловав её в ухо.
– Но чаще всего так и есть.
– Чаще всего меня не волнует женское мнение, - сказал БиАй, подкравшись к её губам. – Чаще всего меня волнует только то, как их трахнуть. Но я сижу в два часа ночи на кухне с сексуальной девицей, у которой месячные, оголяю ей душу и не ищу замены. И ты мне будешь говорить о каких-то жизненных принципах?
– Я знаю, их у тебя нет.
– У меня есть друзья, у меня есть отец и сестра, у меня есть та, которая мне нужна сейчас. И чтобы они продолжали у меня быть, принципами, любыми принципами я могу подтереться. Они несколько хуёвее, чем близкие люди.
– Намного хуёвее, - БиАй укусил её за губу, Хёна айкнула.
– Не надо материться. Не забывай, что пришли месячные, а не ангина, и я могу заткнуть рот жестче. – Увидев в глазах Хёны неподдельное нежелание того, чтобы он так поступил, Ханбин поцеловал место укуса. – У нас обоих это вызывает не лучшие ассоциации. Но, мне кажется, нужно будет избавиться от них более приятными впечатлениями когда-нибудь. Поставь чайник, а? И расскажи что-нибудь о себе. До того момента, как твою дорогу перешёл один самовлюбленный ублюдок.
Дохи увидела в здоровой руке Бобби бутылку, из горла которой он попивал, лёжа на диване. Уже не кряхтя, не стоная, он шевелил изредка только ногами, чтобы не беспокоить переломанный корпус.
– Как ты? – подсела она к нему.
– Жить буду. Банальный ответ, да? Ненавижу банальности, но черт, почему так трудно изобрести что-то новое?
– Обязательно что-то изобретать? Почему не радоваться тому, что есть?
– Скучно.
– Смотря как к этому относиться. Всё зависит от нас. От нашего настроя.
– Я опять стал вторым, - произнес Чживон и, чуточку нетрезво, коротко посмеялся. – Опять второй. Вечно второй.
– Что плохого в том, чтобы быть вторым? Я вообще последняя в университете, и не расстраиваюсь.
– Научи? Хотя нет. Я не смогу быть смирившимся с чем-то. Я всегда борюсь за то, что мне надо, - Бобби с наигранным укором посмотрел на Дохи, освещаемую ночной лампой. – А ты слабачка.
– Неправда! – Ей хотелось его стукнуть, но куда уж ещё-то? – Для смирения тоже нужна сила. Для этого нужна воля, чтобы взять себя в руки и остановиться.
– Ты намекаешь на мою отшибленную голову и отсутствие тормозов? Это слабость?
– Нет, за такое нельзя винить, - Дохи осторожно погладила одеяло рядом, хотя хотелось бы самого Бобби. – Но ты так рвешься к свободе, а с такими срывами нужен кто-то рядом, кто-то, кто бы помог совладать с этим.
– Не хочу. Иногда мне нравится слетать с катушек. Это странное ощущение. Оно пугает, вначале, но потом, когда устремляешься на что-то, когда вкладываешь всю энергию и в результате побеждаешь – это наслаждение.
– А что, если именно это мешает тебе стать первым? – вдруг спросила Дохи. Чживон прекратил своё радостное описание своего любимого состояния, покосился на неё. – Что, если для самого первого всё-таки нужно уметь говорить себе «стоп» и видеть красный свет? – Бобби с неким переосмыслением стал разглядывать Дохи, не то изучая её мысль, не то её саму. – Ты согласен со мной? – не выдержала она его взгляда.
– Поцелуй меня.
– Что?! – отпрянула девушка, испугавшись заодно движения руки Чживона, но он всего лишь поставил бутылку на пол.
– Если бы я был цел и быстр, как обычно, я бы не просил, но мне больно подняться и сделать то, что я хочу.
– Я не стану тебя целовать.
– Почему? – прищурился Бобби.
– Потому что я до сих пор даже не знаю, кто ты такой! Пока я не пойму всей ситуации с Джинни…