Поправка за поправкой
Шрифт:
Была почти уж полночь, когда доктор Беренсен, собравшийся наконец уйти, сказал Капитану, что его хочет видеть Цинтия.
— Генри!
— Поднимись к ней, Эндрю, я сделаю все, что в моих силах.
В комнате Цинтии было тихо. Медицинская сестра, женщина примерно тех же, что Цинтия, лет, с уверенным взглядом и резкими, твердыми чертами лица, молча сидела в углу. Цинтия с отсутствующим видом смотрела в потолок. Вены ее рук отливали яркой, поблескивавшей голубизной, хрупкие пальцы лежали на одеяле неподвижно, точно павшие солдаты.
— Попроси ее уйти, — тихо произнесла она.
Сестра встала, но Капитан остановил ее.
— Тебе не стоит сейчас говорить.
— Но я хочу говорить. Ох, папочка, папочка! Я причинила тебе столько горя. Я так все запутала, так мерзко запутала!
Капитан накрыл рот дочери ладонью, ласково заставил ее опустить голову на подушку.
— Постарайся отдохнуть, милая. Никакого горя ты мне не причинила, и объяснений мне от тебя никаких не требуется. Ты поправишься, Цинтия. Это все, что для меня важно.
Из глаз Цинтии медленно потекли слезы. Только раз в жизни видел Капитан плачущую женщину. Это была его жена, узнавшая, что вскоре ей придется лечь на операцию. Она таила в себе это знание, ничего не говоря мужу, пока не поняла, что сносить его в одиночку больше не сможет, и однажды вечером все ее мучительные страхи и страдания бурно выплеснулись наружу. Картина эта потускнела от времени, но теперь вернулась в пугающих подробностях, и Капитан различил безжалостный проблеск тех мгновений сквозь пожелтевшие, шаткие тени прошлого. Цинтия плакала долго, беззвучно, не шевелясь, лицо ее походило под утешающей ладонью Капитана на обливающийся слезами камень. В конце концов слезы течь перестали, и Цинтия улыбнулась ему с огромной, задумчивой преданностью.
— Папочка мой, — с любовной гордостью прошептала она. — Папочка…
Три дня прошли в сомнениях, в страхе перед смертью, пропитывавшем каждое их тягучее мгновение, а потом у Цинтии началась горячка. Ей хотелось, чтобы Капитан постоянно оставался рядом, она не желала и на миг отпускать его от себя. Нэйл был ей совершенно не нужен. Когда же дело пошло на поправку, она увезла Капитана на маленькую вермонтскую ферму. Стоял май, они оказались единственными ее постояльцами, и поначалу все шло хорошо и приятно. Однако силы возвращались к Цинтии быстро, ею начинало овладевать беспокойство, и, проведя на ферме неделю, они перебрались на более оживленный и популярный курорт, находившийся под самым Нью-Йорком. Капитану это место райским садом не показалось, он подождал, пока Цинтия устроится окончательно, а потом снова наврал ей:
— Эти чертовы ценные бумаги! Мне нужно как можно скорее вернуться в город.
Цинтия его отговаривать не стала.
— Скажи Нэйлу, чтобы приехал сюда, — жалобно попросила она. — Как можно скорее. Я боюсь оставаться одна.
Шесть недель на суше — этого Капитану хватило за глаза, он был рад снова вернуться в море.
— Как провели отпуск? — небрежно осведомился мистер Симпсон, когда Капитан наконец-то поднялся на борт.
— Не очень, — признался Капитан, неторопливо подходя к поручням. — Дочь была сильно больна.
— Надеюсь, она уже поправилась?
— Да, — безрадостно признал Капитан. — Вполне.
Секунду мистер Симпсон вглядывался в его лицо, а затем отвернулся. Одинокий серый катер ревел, проворно вспарывая воду. Поднимаемая им волна лениво ударялась о сваи пирса и отступала, покрывшись грязной пеной. День стоял скучный, гнетущий; пасмурное безмолвие наполняло воздух.
— У нас есть немного времени, — вдруг сказал мистер Симпсон. — Вы не хотите осмотреть машинное отделение?
Капитан, не поверив своим ушам, круто повернулся, чтобы взглянуть на него.
Мистер Симпсон засмеялся и повел его через дверь и по винтовой лестнице за нею к выстроившимся в ряд, поблескивавшим клапанами и приборами гротескным металлическим механизмам, к нескончаемым, украшенным огромными заклепками стенам. Множество мускулистых мужчин работало здесь. Капитан отметил почтительность, сквозившую во взглядах, которыми они его провожали. Спуск продолжался, пока они с мистером Симпсоном не добрались до самого дна с его странной, лязгающей батареей редукторов и поршней и громадными, отливавшими золотистым маслом валами. Отовсюду неслись пребывавшие в звучной гармонии металлический лязг и шипение пара. Мистер Симпсон представил Капитана еще одному офицеру, мистеру Хенслоу.
— Весьма польщен знакомством с вами, Капитан, — сказал мистер Хенслоу. — Надеюсь, наше судно вам нравится.
Капитан был слишком взволнован, чтобы ответить что-либо. Он не решался прикоснуться к чему бы то ни было, однако каждая секунда убеждала его в том, что такой неистовой радости он ни разу в жизни еще не испытывал.
То было грандиознейшее из приключений Капитана, кульминация их — более чем подобающая, ибо спустя недолгое время выяснилось, что скоро ему придется выйти в последнее плавание.
Оно состоялось всего через несколько недель после того, как в его доме неожиданно появился Ральф Патерсон, приведший с собой новую жену, миловидную молодую женщину, лет которой было почти вдвое меньше, чем ему. Приход их застал Капитана врасплох, и он решил выждать немного, а затем извиниться и уйти, однако, увидев, что на новоиспеченную миссис Патерсон никто внимания не обращает, что она испытывает неловкость, подсел к ней, попробовал завести добродушный разговор, и бедняжка с благодарностью ответила ему. Скоро она уже с увлечением слушала его рассказы о разного рода заморских местах и городах. Все складывалось великолепно, пока они не привлекли к себе внимание Ральфа Патерсона.
— Что такое? — хриплым голосом осведомился он. — Вы что-то о Генуе говорили?
— Я рекомендовал миссис Патерсон непременно посмотреть, если она когда-нибудь отправится за границу, Голубой грот.
— Ну так она туда не отправится, — довольно грубо заявил мистер Патерсон, а затем издал отрывистый смешок. — Не успели мы пожениться, а вы уж ее услать куда-то пытаетесь. Да к тому же этот грот находится не в Генуе, а на Капри.
— Нет-нет, — благодушно возразил Капитан. — Я помню его очень ясно. На Капри тоже есть прекрасные места, однако Голубой грот находится в Генуе.