Попугаи с площади Ареццо
Шрифт:
Она выпила свой порошок, скривилась, а потом тихонько рыгнула.
— Для меня эта проблема не имеет никакого значения, вы хорошо знаете почему. Но я подумала, что для вас это, вероятно, серьезное неудобство.
Вим побагровел, не в силах ответить.
— Ну да, — продолжала она, — как вы обычно говорите, это очень любезно с моей стороны.
Она снова рыгнула.
— Ох уж этот креатин, не могу его переварить. Скорей бы вернуться в Нью-Йорк, говорят, уже есть новая смесь, которая оказывает похожее воздействие на мускулатуру, но вкус у нее не такой ужасный. Я вычитала это в блогах культуристов.
В другое время, если бы он не перенес такого унижения, Вим улыбнулся бы этой картине: утонченная Петра фон Танненбаум, изучающая спортивные заметки этих накачанных витаминами здоровяков.
Она наконец на него посмотрела:
— Короче, дорогой мой, все это я сказала только для того, чтобы вы знали, что я умею хранить секреты. Надеюсь, что и вы тоже.
И она пояснила:
— Вы будете вспоминать обо мне как о страстной партнерше. Ну а я, когда зайдет речь о вас, скажу, что вы… вы обладаете заметными талантами в этой области. Договорились?
Петра пообещала Виму никогда не упоминать о его трудностях в интимной жизни в обмен на то, что он будет помалкивать о ее собственном безразличии к сексу.
— Договорились, Петра. Я и так утверждал бы то же самое, даже если бы вы не подсунули мне эту статью.
— Да, конечно, но вы бы говорили это из тщеславия. А я предпочитаю, чтобы вами двигал страх.
С этими словами она вышла.
Уже второй раз за этот день собственное существование показалось Виму абсурдным и бесконечным. Столько усилий, чтобы скрыть неприглядную реальность…
В этот субботний вечер Петра фон Танненбаум должна была демонстрировать свое шоу в галерее Петродосяна перед отборнейшей публикой Брюсселя.
Из-за мандража перед выступлением она превратилась в настоящую фурию: орала на разных языках на филиппинских помощников по дому, обозвала Мег тупой коровой, когда та не смогла связаться с организаторами шоу по телефону, а Вима третировала просто безостановочно с убийственной утонченной жестокостью.
Они безропотно принимали эти удары судьбы, выжидая, когда гроза отгремит.
Наконец реквизит был отправлен в галерею, а Петра заперлась в ванной — своем храме, — чтобы завершить приготовления.
Когда Вим предложил отвезти ее в галерею, она в ответ только буркнула:
— Да не опекайте вы меня, будто мы десять лет женаты. Я и сама доеду, если только эта идиотка Мег сумеет вызвать мне такси.
А потом вдруг обернулась и посмотрела на него:
— Зато я хочу, чтобы вы зашли ко мне за кулисы, как только спектакль закончится. И ведите себя как ревнивый любовник, я вам разрешаю. Это лучший способ отделаться от всяких озабоченных.
Вим кивнул, не зная, как относиться к манере Петры по-военному раздавать приказы: принять как знак доверия или разозлиться.
Он спустился из мезонина и нашел Мег в большом лофте.
— Вы позаботились о такси?
— Да, оно было заказано за три дня, и я им не меньше четырех раз перезванивала, чтобы убедиться, что машину подадут точно в нужное время.
— Спасибо, Мег.
— Хотите виски? «Лагавулин» пятнадцатилетней выдержки.
— Думаю, мне это просто необходимо.
Она принесла ему бокал:
— С одним кубиком льда, как вы любите.
— Именно вы — та женщина, на которой мне следовало бы жениться.
Мег уже и не пыталась вычитать на замкнутом лице Вима, что скрывается за этим грамматическим нюансом — «следовало бы». Сколько времени она выдержит рядом с человеком, которого она любит, а он ее нет и который теперь через слово упоминает о том, что им надо бы пожениться, хотя это, конечно, невозможно.
Как у нее повелось, чтобы справиться с огорчением, Мег укрылась в туалете.
В девятнадцать ноль-ноль из ванной катапультировалась Петра и, словно лавина, обрушилась на Вима, на Мег, на организаторов шоу, на «эту дерьмовую Бельгию» и «зрителей-идиотов», в последний раз вопросила, зачем она тратит столько сил, ублажая этих неблагодарных, начисто лишенных вкуса людишек, и наконец, хлопнув дверью, вышла и погрузилась в такси.
Оказавшись одни, Вим и Мег переглянулись, словно два погонщика верблюдов, оставшиеся в живых после песчаной бури.
— Еще стаканчик? — предложила Мег.
— Обязательно! — ответил Вим.
И, потягивая ароматную жидкость с привкусом торфа и дыма, они болтали о том, как идут дела в галерее, обсуждали клиентов и одного нового художника, с работами которого они только что познакомились и решили его продавать. Им обоим такая расслабленная беседа о том, что составляло суть их повседневных трудов, была удивительно приятна. Виму вовсе не хотелось уходить, и Мег пришлось показать ему стрелки часов:
— Не опоздайте на шоу.
Вим вдохнул и тяжело поднялся, хотя обычно бегал как живчик.
— И не забудьте ключи.
— Да, Мег.
— Я погашу всюду свет.
— Спасибо, Мег, спасибо за все.
Он забрал связку ключей и вышел.
Мег обошла все три этажа, закрыла ставни, включила сигнализацию и собралась уходить.
Ее ключей на месте не оказалось. В панике она обыскала карманы, сумочку, потом, боясь, что сработает сигнализация, отключила ее и предприняла уже систематические поиски.
Увы, ключей не было: Вим случайно унес их с собой.
Теперь ей было не уйти домой. Она, конечно, могла просто захлопнуть дверь, но как решиться на такой риск, когда по стенам развешано произведений искусства на несколько миллионов евро. Нет, невозможно. Придется дождаться возвращения Вима и Петры. И, взяв бутыль шотландского виски, она налила себе выпить, причем теперь это уже была не парижская порция, а хорошенький стаканчик, как пьют истинные фламандцы.