Попугаи с площади Ареццо
Шрифт:
И Патрисия рассказала дочери о своей встрече с Ипполитом. Она не стала вдаваться в детали, но и не скрыла, что они стали любовниками и не могут обходиться друг без друга. Альбана была так удивлена, что даже забыла похихикать; на месте матери, от которой она давно не ждала никаких сюрпризов, обнаружилась незнакомка, шаловливая, живая, чувственная. Альбана не отдавала себе в этом отчета, но такое превращение вселило в нее надежду. Если Патрисия, которой уже стукнуло сорок, при таком невнимательном отношении к себе, вызывала у кого-то восхищение, то и ей можно было пока подождать с мыслями о самоубийстве.
В результате Альбане даже понравилось материно приключение. Она не осуждала, что та выбрала в качестве объекта городского садовника, — наоборот, то, что мать сумела привлечь такого красавца, на которого засматривались все женщины, было особой доблестью в ее глазах. Захваченная своим рассказом и вниманием дочери, Патрисия все больше распалялась и уже не скрывала восторга, который вызывал у нее этот мужчина. Сначала Альбана представляла себе Ипполита как еще одного Квентина. Но потом, когда Патрисия рассказывала о его поведении и реакциях взрослого мужчины, уравновешенного и в то же время страстного, Альбане пришлось признаться себе, что их подростковая любовь была куда более сложным мероприятием: ни она, ни Квентин не умели бороться со своим настроением, нетерпением и запальчивостью.
— Ты меня с ним познакомишь?
— Я ему позвоню.
Уже на пороге Патрисия остановилась:
— Прости меня, я повела себя как эгоистка, когда рассказывала тебе о своих делах. Ты же еще до того поручила мне одно дело: ты хотела, чтобы я поговорила с Квентином.
Альбана кусала себе губы, видно было, что она колеблется, а потом девочка с улыбкой объявила:
— Не надо. Вообще-то не надо.
Патрисия поняла эту улыбку как признак излечения. Неужели ее дочь перестала надеяться, а значит, и страдать?
Два дня спустя Ипполит позвонил к ним в дверь — он пришел знакомиться.
Патрисия в очередной раз велела Альбане выйти из комнаты — за последний час она попросила об этом дочь раз шесть — и открыла Ипполиту. Для нее эта встреча означала легализацию их отношений: в этом возрасте жениха знакомят прежде всего со своими детьми, а уж потом с родителями, и она таким образом показывала Ипполиту, что относится к нему серьезно.
Садовник, верный своему обыкновению, принес ей чудесные цветы: на этот раз это были белые орхидеи с багровыми серединками. Он не поленился сбегать за ними в магазинчик Ксавьеры.
Патрисия обняла его и оробела, услышав за спиной шаги дочери.
Появилась Альбана, в мини-юбке, на высоченных каблуках, в полупрозрачной блузочке, демонстрирующей ее стройное юное тело с изящной грудкой. Когда она подошла ближе, обнаружился еще и яркий макияж: глаза были подведены карандашом, губы сильно накрашены. Ее золотистая кожа была усыпана блестками, привлекавшими внимание к щекам и шее, а кроме того, к бедрам и груди.
Патрисия никогда не видела дочь в таком наряде — настоящая женщина-вамп.
— Добрый вечер, — пробормотала Альбана, компенсируя смелость своего одеяния смущенным поведением.
Удивленный Ипполит улыбнулся ей и подошел к ней с дружеским поцелуем. Альбана хихикнула.
Патрисия решила, что сегодня не будет делать ей замечаний: главное, чтобы этот вечер прошел хорошо.
Они сели в гостиной. Патрисии с Ипполитом, которые уже привыкли находиться в этой квартире вдвоем, казалось, что они теперь демонстрируют свои отношения на публике; то, что они называют друг друга на «ты», их взгляды, их жесты вдруг показались им подозрительными, наигранными. Под взглядом этой девочки они как будто разыгрывали свою собственную жизнь, а не проживали ее. Но Альбана, кажется, не замечала их неловкости: она щебетала, вмешивалась в разговор, самым неожиданным образом рвалась помочь маме подавать аперитив и еду, вовсю старалась привлечь внимание. Вскоре Ипполит и Патрисия решили помолчать и дать высказаться девочке, раз она явно была в ударе.
Патрисия с тревогой обнаруживала женскую привлекательность Альбаны: она впервые заметила, что у дочки длинные ноги, изящные формы, а главное, что она весьма дерзко пытается привлечь садовника.
«Возьми себя в руки, Патрисия, — думала она. — Твоя дочь несколько дней назад пыталась покончить с собой, а теперь ты видишь ее счастливой рядом с твоим возлюбленным. И если даже она вырядилась как проститутка и манеры у нее прескверные, то ты же сама в этом и виновата! Сегодня перетерпи, а потом будешь ее потихоньку воспитывать».
Ипполит же чем дальше, тем больше изумлялся. Без сомнения, Альбана решила его очаровать. Он притворялся дурачком, пресекая ее попытки.
После десерта Альбана воспользовалась моментом, когда ее мать понесла на кухню грязную посуду, резко рванулась в его сторону и неожиданно к нему прижалась.
Сделав вид, что не представлял себе, сколько времени, он воскликнул, что обещал Жермену освободить его от роли няни и отпустить домой до полуночи.
— Как жаль, — прошептала Альбана. — И как же повезло вашей Изис. Кстати, это такое таинственное имя, Изис. Это вы сами его выбрали?
— Да.
— Хотела бы я, чтобы меня звали Изис.
— Альбана — прекрасное имя.
— Правда?
— Правда.
— И оно мне идет?
Не успел он понять, как это у нее получилось, ее губы оказались в десяти сантиметрах от его рта. Альбана так увлеклась своим намерением его соблазнить, что перестала себя контролировать.
Ипполит рванул в коридор, поблагодарил обеих дам за прекрасный вечер, а во время прощания ему пришлось схватить Альбану за плечи, чтобы не дать ей повиснуть у него на шее.
— Я провожу тебя до лифта, — сказала Патрисия.
Альбана, охмелевшая, страшно довольная собой, сделала несколько кругов по комнате, склевала со стола последние клубничины и наконец осознала, что мать слишком долго не возвращается; тогда она подошла к двери, чтобы посмотреть, что происходит на площадке.
Ипполит и Патрисия стояли у лифта и разговаривали вполголоса.
— Я не могу остаться, Патрисия, как-то все некрасиво выходит.
— Мне очень жаль. Я и представить себе не могла, что она так себя поведет. Понимаешь, она же еще ребенок и ей так не хватает отца. Наверно, она просто увидела в тебе замену отцу и…