Попугаи с площади Ареццо
Шрифт:
Ипполит почувствовал, как что-то сдавило его ногу: Изис обхватила ее руками и, уткнувшись лицом в складки его брючины, горько плакала.
Он непроизвольно обернулся к Патрисии, которая с сочувствием смотрела на девочку. Их встревоженные взгляды встретились: с этого момента он знал, что Патрисия готова полюбить Изис.
Вдруг слева кто-то толкнул его локтем. Том и Натан опоздали и теперь, извиняясь, пытались протиснуться в его ряд.
Ипполит любезно улыбнулся им и попросил соседей подвинуться. Изис подняла голову и обрадовалась, увидев знакомые и симпатичные лица.
Церемония продолжалась.
Изис попросила, чтобы отец нагнулся к ней, и шепнула ему на ухо:
— Она ведь покончила с собой, да?
Ипполит, успокоенный тем, что больше не надо ее обманывать, прошептал:
— Да. Это самоубийство.
— Как?
Ипполит уже больше не сомневался.
— Она бросилась вниз с высокого дома.
Изис так и застыла с раскрытым ртом.
Священник объявил, что пришло время причастия. Натан, оставив Тома, пошел к алтарю. Ипполит замер в нерешительности. Он был верующим, но в церковь ходил нерегулярно и не знал, идти ли ему за причастием. Увидев, что Патрисия идет по проходу, он оставил Изис Жермену и решился влиться в очередь тех, кто собирался причаститься.
Патрисия следовала за ним, ее почти прижали к нему. Они молчали и даже не смотрели друг на друга, радуясь, что они совсем рядом. Занятые своими отношениями, они не заметили, что люди снова оживились: все присматривались друг к другу, примечая, кто католик, а кто нет. В такой стране, как Бельгия, расколотой надвое не отношениями между франкоговорящими и фламандцами, а границей, разделявшей христиан и атеистов, момент причастия давал почву для пересудов на много месяцев вперед. Священнику помогал дьякон, и плотная очередь у алтаря на верхних ступеньках разделялась надвое. Ипполит и Патрисия неожиданно оказались рядом перед хорами, перед каждым стоял служитель церкви, протягивавший им облатку. Они одновременно наклонились. Одновременно приняли причастие. Одновременно подошли под благословение. Эти мгновения взволновали их обоих и обоим показались предзнаменованием: забыв, по какому поводу они здесь, они видели только сияющие витражи, белые лилии, огромное золоченое распятие, и, зачарованные мощными органными аккордами, они оба представляли себе, что это репетиция их будущей свадьбы.
Они вернулись на свое место, ни на кого не глядя, сердца у них колотились, на языке была круглая облатка, а душа исполнена этим неожиданным тайным обещанием.
К органисту подошла певица, и под своды церкви вознеслись величественные звуки «Лаудате». В музыке Моцарта слышалась благодарность: она славила Господа за то, что Он дал нам жизнь, такую хрупкую и драгоценную, и радовалась, что каждому из нас выпала эта удача, звуки смешивались с мягким светом, заливавшим здание.
Ипполит больше не испытывал грусти, он радовался — радовался, что он здесь, что рядом с ним дочь, друг и его будущая жена. Неужели ему нужно было прийти на похороны, чтобы осознать эту радость? Тут он вспомнил странную фразу, которую слышал в детстве: надо, чтоб кто-то умер, чтобы другие жили. И, заново вглядываясь в портрет на гробе, он словно бы уловил новое выражение отпечатанного на глянцевой бумаге лица: в нем прибавилось доброты, появилась какая-то рассеянная нежность; Северина стала его добрым ангелом, хранительницей его любви.
Слева раздался шум, все повернулись в ту сторону. Ксавьера упала в обморок; муж не успел подхватить ее, и она рухнула на пол между скамьями.
Натан пробормотал сквозь зубы, так что было слышно его соседям:
— Что она хочет нам впарить? Что у нее есть сердце? Какая смелость! Мадам и месье, самая бесчувственная злючка в Брюсселе свалилась без чувств.
Том ткнул его локтем, чтобы он замолчал. Но было уже поздно. Некоторые, в том числе и Ипполит, услышали и удивились с ним вместе: действительно, трудно было вообразить, что Ксавьера способна потерять сознание.
Орион в панике суетился вокруг нее, но не знал, что делать. Никто не пытался ему помочь. Вдруг к ним протиснулся доктор Плассар:
— Нужно вынести ее на воздух.
Доктор схватил Ксавьеру за плечи и потащил наружу. Орион, пытаясь ему помочь, только путался под ногами, опрокидывая стулья и роняя молитвенники. Он забрасывал врача вопросами:
— Что с ней, доктор? Почему она упала в обморок?
— Она беременна, чудак-человек!
Орион так и застыл в проходе — разинув рот, не в силах сдвинуться с места.
Том, Натан, Ипполит и Жермен ошарашенно уставились друг на друга. Никто не мог поверить тому, что они только что услышали.
Орион помчался за доктором и женой, которые были уже за дверью.
— Вот это пара! — прошептал Натан. — Добрейший в мире мужик — и самая ужасная злючка.
— Орион мог бы быть голубем.
— Ты прав, он мог бы…
В этот момент они взглянули на Жермена, но тот опустил глаза.
Священник продолжил службу и произнес речь, из которой можно было догадаться, что умершая покончила с собой.
Изис погладила руку отца:
— Ты меня познакомишь с Патрисией?
— Что, прямо сегодня?
— Папа, хватит прятаться.
И чтобы подтвердить свою мысль, она указала на гроб в алтаре:
— Жизнь такая короткая.
В очередной раз Ипполит поразился, как это десятилетний ребенок может говорить такие вещи, и согласился:
— Хорошо.
Здание снова захлестнула музыка. Появились четверо мужчин в черном, подняли гроб и медленным торжественным шагом двинулись к выходу, а за ними — члены семьи.
Первым, держа за руку своего сына Гийома, шел Франсуа-Максим, являвший собой воплощенное горе. С остановившимся взглядом и отсутствующим лицом, он двигался как автомат, собрав все силы, чтобы выполнять предписанные церемонией действия. Впервые Ипполит испытал симпатию к этому аристократу, хотя обычно его высокомерная безупречность отталкивала садовника.
Три девочки, словно загипнотизированные, следовали за ящиком, в котором была их мать, отказываясь понимать, что скоро она покинет их снова.
Изис потянула отца за руку:
— Папа, чем мы можем им помочь?
Ипполит чуть было не ответил «не знаю», а потом сам услышал, как произносит:
— Молиться, моя милая. В некоторые моменты приходится согласиться с тем, что тебе больно и другим тоже больно.
Пока он сам пытался осмыслить то, что только что сказал, Изис взглянула на него и, успокоившись, кивнула.
— Вы пойдете на кладбище? — шепотом спросил Том у Ипполита и Жермена.
— Нет.
— Мы тоже, — сказал Натан. — Ограничимся тем, что оставим запись в книге соболезнований. — Он указал на толстую книгу на подставке в глубине церкви.