Попугаи с площади Ареццо
Шрифт:
И, решив быть снисходительной, она облегченно вздохнула и вернулась в спальню.
Альбана пришла домой час назад, то есть на два-три часа раньше, чем собиралась. Патрисия вздрогнула, услышав, как поворачивается в замке ключ, потому что к ее плечу прижимался Ипполит; она боялась, что дочь подойдет и постучится в ее комнату, — к счастью, она просто закрылась в своей. Патрисия попросила Ипполита тихонько уйти, а потом постаралась придать себе менее вызывающий вид. Теперь она брела по квартире в домашнем платьице, как будто это был самый обыкновенный вечер.
Идя по коридору, она услышала в комнате Альбаны необычные звуки.
— У тебя все хорошо, доченька?
Альбана не ответила, всхлипы не умолкали.
— Альбана, что случилось? Альбана…
Патрисия прижалась ухом к двери. За ней слышалось что-то вроде сдавленного стона. Она постучала:
— Альбана, пожалуйста, открой.
Никакого ответа. Она схватилась за ручку двери, которая — вот неожиданность — легко повернулась, и дверь открылась. Что такое? Обычно Альбана запирала дверь.
Патрисия увидела Альбану, скорчившуюся от боли на кровати, руки девочки были прижаты к животу. Подбежав к ней, Патрисия поняла, что кровотечения у нее нет, но кожа пожелтела, глаза закрыты, губы бледные — словом, дочь заболела.
— Не засыпай, доченька, потерпи, мама уже тут. Я позову врача.
Через двадцать минут доктор Жемайель вышел из комнаты, где он осматривал Альбану и сделал ей укол.
Обеспокоенная Патрисия вскочила навстречу доктору, молодому ливанцу, недавно закончившему университет:
— Что с ней?
— Патрисия, нам нужно поговорить.
Они сели в гостиной. У Патрисии горели только ночники, и в комнате стоял полумрак, лишь в окна проникали с площади с попугаями тонкие лучи света.
— Ваша дочь пыталась покончить с собой.
— Что?
— Успокойтесь, есть и две хорошие новости. Во-первых, ей это не удалось. Во-вторых, она и не хотела, чтобы удалось, иначе она заперла бы дверь и использовала другие средства.
— Что она с собой сделала?
Доктор Жемайель встал, чтобы налить себе воды, потому что ошеломленная Патрисия растеряла все навыки гостеприимства. Он проглотил полный стакан воды и повернулся к ней:
— Самоубийство при помощи «Нутеллы».
— Простите?
— Альбана съела пятнадцать банок «Нутеллы», ну, знаете, шоколадно-ореховая паста, при этом умудрилась избежать рвоты. Что имеем в результате? Расстройство желудка и жуткая нагрузка на печень. Спать вечным сном в могиле ей не грозит, но в туалете посидеть придется.
Он налил себе еще воды. Патрисия хватала ртом воздух, пытаясь оценить ситуацию:
— Но это же… это же смешно.
— Смешно, конечно, но отнюдь не глупо. Ваша дочь — умная девочка, Патрисия. Она хотела привлечь к себе внимание. Не обязательно для этого подвергать свою жизнь опасности. Я знаю случаи, когда выпивали жидкость для мытья кафеля или для прочистки труб: вот там все кончилось хуже. Неопытность не всегда означает, что человек не добьется своего. А вот Альбана, надо отдать ей должное, идеально исполнила неудачную попытку самоубийства.
— И кого она таким образом зовет на помощь?
— Мне она этого не сказала.
— Меня?
— Она упомянула о проблемах в личной жизни.
— Ах вот оно что! Значит, неудача в любви…
Непонятно почему щеки Патрисии запылали, как от жара. Сердце забилось быстрее. Доктор Жемайель продолжал:
— Если только за этой неудачей в любви не скрывается чего-то другого. Альбане нужно с кем-то поговорить об этом. Что вы думаете о ее нынешнем друге? А о предыдущем?
Патрисия потерла лоб, раздраженная тем, что у нее ничего не держится в голове:
— Э-э-э… даже не знаю… У Альбаны каждые два месяца новый друг. Честно говоря, я не очень-то к ним присматривалась.
— Ах вот как. Может быть, проблема как раз в этом.
И тут Патрисия в панике осознала, что она совсем забросила Альбану. Ну да, вот уже несколько недель она полностью поглощена Ипполитом и впала в чудовищный эгоизм: все ее общение с дочерью сводилось к тому, чтобы убедиться, что ее нет дома, когда сама она ждет возлюбленного, а когда дочь упоминала о своем друге, она видела в этом просто отзвук своих отношений с Ипполитом.
— Ох, господи ты боже…
В ней росло чувство вины. Ее дочь пыталась покончить с собой, а она даже ни о чем не подозревала. И она зарыдала.
Доктор Жемайель подошел к ней:
— Ну же, Патрисия, не передергивайте! Я же не говорил, что это ваша вина…
Патрисию охватила безнадежность. Вот она и получила ответ на свой недавний вопрос: пока она пыталась справиться со своим счастьем, ее дочь была несчастна. Может, она должна теперь отказаться от Ипполита?
На следующий день она вновь стала чуткой, внимательной матерью и суетилась вокруг дочки. Альбана снисходительно позволяла себя лечить, и это был хороший признак. Однако Патрисия почуяла, что дочь от нее чего-то ждет.
— Чем тебе помочь, милая?
— Ничем.
— Да нет. Я же чувствую, что тебе чего-то не хватает.
Дочь уставилась на нее, удивленная такой проницательностью.
— Я могу тебе в этом помочь?
Альбана задумалась, чтобы ответить на этот вопрос честно, а потом заключила:
— Да, можешь.
— А как?
— Расскажи Квентину, что я сделала.
Воцарилась тишина. Патрисия поцеловала дочку в лоб и прошептала:
— Это было из-за него?
Альбана опустила голову в знак согласия.
Патрисия вздохнула. Может, ей не обязательно отказываться от Ипполита?
— Ты любишь этого мальчика?
— Да.
— А ты знаешь почему?
— Нет.
— Если мы знаем, почему кого-нибудь любим, то, значит, мы не любим.
Альбана нахмурилась, увидев, что мать пытается давать ей советы в этой области.
— Милая, раз мы с тобой все равно сидим вдвоем, я воспользуюсь случаем и расскажу тебе, что происходит в моей жизни.
— А в ней что-то происходит?
— Очень даже.