Попутчики. Тысяча дорог
Шрифт:
Наконец Варя взволнованно сказала:
– Осталось подправить девяносто первый год… В альтернативном девяностом году Самсон уже побывал. Пришла пора и нам помочь сотворить мир. Остались другие варианты миров, другие реальности – их тоже надо исправлять.
Я взволнованно спросил:
– Погодите, а разве вы уже не сотворили этот мир?
Самсон было открыл рот, но Варя подбежала к окну. Дождь стал реже, небо прояснилось, сквозь испарину на стекле проступали контуры серого здания на другой стороне площади. Самсон поднялся из-за стола, напоминавшего массивную кафедру (под стать его
– Этот мир надо тоже изменить! – и резко обернулся ко мне, оставшемуся в кресле. – Ах, вот и Анна.
В кабинет зашла девушка – выглядела она уставшей, словно отсутствовала не пару минут, а, по меньшей мере, час.
Самсон радушно ее приветствовал:
– Аня, мы как раз хотели объяснять нашему новому гостю Алексею, как мы перемещаемся. Ведь с помощью ярких воспоминаний многое возможно…
Анна вернулась на свое место и подтвердила слова Самсона:
– Узловая точка – это яркие воспоминания таких людей как ты, Алекс, – обладающих ярким воображением, особым настроем к миру.
Самсон остановил объяснения Анны:
– Поясню конкретнее механизм бросков во времени: Если человек снова и снова концентрируется на таком воспоминании, оно может вернуться к нему… И мы погружаем человека в его прошлое. Затем расширяем мир прошлого, изменяя ход событий. И так плодим новый альтернативный мир – ветку на мировом Древе нашей Вселенной. Но Древо одно – это наша Вселенная.
– У меня голова кругом! – воскликнул я. Древо как символ мира – присутствует в мифах многих народов Земли, в частности у бурят. Сходный образ есть и у германских народов и угро-финских…
Варя посмотрела на меня:
– А я – ожившее воспоминание о недавнем прошлом. Мечты почти сбылись: я рядом. Но я копия реальной Вари… Этот альтернативный мир создан Самсоном. И тобой. Мы творим новые миры с помощью воображения наших «клиентов» – мы «выдергиваем» таких как ты из толпы. Так, не более часа назад на остановке трамвая ты заметил необычно одетую девушку. Ей оказалась Аня, выполнявшая свою миссию под проливным дождем… Надеюсь, я все понятно объяснила? – спросила она всех присутствующих в комнате…
Анна многозначительно молчала…
А Самсон обратился ко мне:
– Девушка в белом… наша Аня стала проводником особых чувств в твой мир… и выходом для тебя в другой параллельный мир…
* * *
За окном расходились тучи… Я ощущал под ладонями рук лакированные подлокотники кресла. Всё было реальным.
Анна, уловив мой взгляд, тоже посмотрела в окно:
– Август… Как много значил он для нашей страны!
Я понял, что она имеет в виду, но слова застыли в горле. Ведь после августовского путча наступил сентябрь… Я вспомнил дедушку, умиравшего на даче в пригородном поселке Исток, – ветеран Великой Отечественной, проживший 74 года. В ту осень по радио и телевизору судили да рядили о новом названии для Союза, да упоминали о либерализации цен. А к декабрю Союза и вовсе не стало. Чуть позже закончилось детство…
– Мы снова окажемся в сентябре девяносто первого, – Анна вздохнула. – А тебе, Варя повезло: будешь такой же взрослой, как и сейчас, а нам
Переход во времени показался чем-то вроде погружения в сон: вначале окружающая их комната потемнела, очертания предметов стали размытыми. Произошло что-то вроде кратковременной потери сознания.
После вспышки темноты мы вновь увидели дневной свет. Восприятие было таким, словно мы только что проснулись. Мы оказались в той же комнате, но как говорил Самсон – за полтора десятка лет до этого. Обстановка и в самом деле изменилась.
Кое-что из вещей отсутствовало, зато прибавились другие детали обстановки. В частности, большое зеркало у самого входа, старомодный дисковый телефон на столе…
Я обводил взглядом комнату дальше – отрывной календарь на стене показывал сентябрь 1991 года…
Как изменились сами ребята! Мы оглядывали друг друга, приноравливаясь к непривычному, точнее, давно забытому телу двенадцатилетних подростков.
Оказалось, что Анна была мне ровесницей. Во всяком случае, она выглядела сейчас в точности на мой возраст. На ней было ситцевое платьице с небольшими оборками. Я тоже выглядел как мой двойник в прошлом: черная синтетическая куртка, под ней физкультурная мастерка, а на ногах – темно-синие брюки от школьной формы.
Анна оглядывала себя перед зеркалом, вертелась в платье, придерживая руками подол:
– А я помню это платье, его мне купила мама весной того же года, где-то в начале апреля. Так что оно еще новое.
– А у детей сильно старых вещей и не бывает, они же растут и почти каждый год приходится покупать новые вещи, – заметил я.
Варя стояла в задумчивости. Она не изменилась… За это она и нравилась мне. И за ее странную отрешённость от однокурсников и за манеру одеваться: помнится, когда я работал системным администратором в новосибирском филиале, Варя всегда носила короткую юбку, хотя был декабрь, а потом и январь. На переменах она стояла одна у стены и ни с кем не разговаривала, хотя эффектно выглядела, обладая статной, даже несколько тяжеловесной фигурой.
Кажется, на таких – немного не от мира сего людей, – и обращают внимание неведомые силы…
* * *
И снова уже знакомый кабинет. Июль 2005-го. Светло: расходятся тучи, а дождь совсем прекратился. Варя и Самсон выжидающе смотрели на меня, вернувшегося из своего первого вояжа в глубины времени…
Я, сглотнув комок в горле, спросил:
– А где Аня?
Самсон укоризненно посмотрел на него:
– Анна пока задерживается. Так что пока сам расскажи, что там видел.
И я начал свой рассказ:
– Когда мы вышли из этого кабинета, то разошлись в разные стороны. В красноватом отблеске облаков еще можно было разглядеть улицы, уходящие к реке… А рядом ехали машины, много машин: «Жигули», иногда «Москвичи», редко Волги… И желтые автобусы – совсем как в годы детства. Да это и есть детство, точнее самый его конец. Я стал спускаться по улице Сухэ-Батора к реке… И вдалеке над речным портом увидел вывеску: «Речной порт». Это неоновая надпись – в сумраке она светилась…