Попутчики. Тысяча дорог

Гергенов Алексей Юрьевич

Переход между мирами должен открыться здесь и сейчас… Феликс провалил операцию, вместо девушки зачем-то познакомившись с Саяном. Приходится мне одному пробивать стену между мирами. Ветер, через невидимый переход, доносит запах моря из южного осеннего вечера с еще не опавшей листвой.

Правда трамвайного пассажира

«А девушки даже за последние 12 лет в чем-то изменились, неуловимо, но изменения есть», – думал Эдик, глядя на студенток в очереди в столовой в одном из корпусов университета, в котором в 2006 году отработал почти год ассистентом на кафедре. За 10 лет до того он учился чуть менее года на заочном отделении,

потом был вольнослушателем на очном и ушел в другой вуз. Сейчас, когда прошел еще один десяток лет, он был как безумец влюблен в сотрудницу этого же университета.

Они были знакомы со студенческой скамьи, с того самого девяносто седьмого года, но в отличие от Эдика, девушка Ирина не бросила этот вуз, а осталась там, правда чуть позже перевелась на заочное отделение, устроилась в регистратуру студенческой поликлиники. И году в две тысячи втором получила диплом вуза, в котором стала работать лаборантом, а потом секретарем. Рассказала, что родила двух детей без мужа; поначалу ей помогала сестра, но Авдотья вышла замуж и бросила Ирину… как оказалось, бросила на мои плечи, размышлял Эдик, стоя в очереди за дешевой едой из этой небольшой столовки.

Еще подходя к корпусам университета, он уловил знакомое волнение: «Вот они, деревья, которые осенью 96-го года сажали студенты в голую песчаную землю 18-го квартала! В первые годы они почти все пересохли и редкие прутики торчали незаметно на пустыре, ведущем к десятому корпусу. Но вдруг, к десятым годам двадцать первого века, кусты разрослись, и получилась университетская роща, в которой летом из-за листвы можно было не заметить человека, идущего по тропке наискосок через этот университетский городок.

Значит, прошла целая эпоха. Нам исполняется уже по 40 лет в эти годы. Так и всё, что было в юности, отстоит от нас на целых 20 лет.

Кто украл у нас эти годы? Не знаю. Но ведь явно кто-то украл это время… нас всех обманули. 90-е годы обернулись в двухтысячные еще большим обманом и предательством. И моя Ирина тому явное живое свидетельство. Нет смысла работать в этой системе, если получаешь гроши. Но идти в нашем возрасте некуда».

Как говаривал в конце 90-х знаменитый на весь город трамвайный пассажир – усатый цыган (упрямо нестареющий и выглядящий лет на 50, хотя он года 1928 рождения): «Вот 40 лет вам исполнится, и на работу тебя не возьмут. Это капитализм».

Тут же в многолюдном трамвае, заполненном теплым светом осеннего дня, засмеялась державшаяся за верхний поручень девушка в очках, одетая в бежевый плащ. Сидящий на одиночном сиденье у дверей цыган сразу осадил ее:

– Смейся, смейся, девушка. Пройдет 20 лет, и вспомнишь мои слова…

«Ну всё, приехали, – думал далее Эдик. – Я был студентом в конце девяностых. Прошло 20 лет. С работой у нас напряжённое положение. Где до тридцати лет берут, где еще раньше».

Стоя тогда – в апреле 2018 года в очереди в университетской столовой, он уже недельки две как был уволен с работы журналиста из-за нерентабельности газеты, которую пришлось закрыть, так как ее никто не покупал и почти весь тирад возвращался из киосков обратно в редакцию. Цифровая эпоха душила региональные издания.

«Ирине 40 исполнилось этой зимой, а мне будет столько же в конце этого 2018 года», – вздохнул Эдик. Но он еще не знал, чем вскоре обернётся это новое – спустя 20 лет после юности, – знакомство с Ириной.

Последняя подземная лодка

1. Билет до Зимы или путешествие в юность

Журналист Эдик понуро брёл по каменистой дороге, забиравшейся круто в гору. И незаметно из весны попал в зиму –

среди сосен расстилались снежные поля. Контраст был тем разительнее, что ненастье в низине уже закончилось – в долине выпал лишь мокрый снег и выглянуло солнце, вернув в город яркий апрельский день, умывшийся первым весенним дождем… Но в горах стоял снежный туман, заслоняя лучи солнца.

– Эй, парень, тебе куда? Подвезу? – раздался голос за спиной.

Эдик обернулся – в полуметре от него остановился микроавтобус, из окна которого высунулось приветливое лицо водителя лет пятидесяти.

«Как странно, что я не услышал гула мотора» – безотчётно подумалось Эдику. Но круглолицый водитель уже гостеприимно распахнул дверь.

Заскрипев свежевыпавшим снегом, юноша подошел к маршрутке.

В салоне сидела всего одна пассажирка. Черные распущенные волосы ниспадали на черный же кожаный плащ, на коленях лежала деловая папка. Слегка удлинённое лицо обрамляли чуть волнистые пряди, в которых серебрилась пара-другая белых нитей.

Женщина пристально смотрела на Эдика и произнесла:

– Здравствуйте!

– А вы кто?

– Ты тогда был студентом…

Попутчица отвечала уклончиво, поэтому журналист несколько минут не мог понять, откуда попутчица его знает, пока не догадался спросить ее фамилию.

– Снегина.

Эдика пронзило как электрическим током – это же одна из сестёр Снегиных, с которыми он был знаком 20 лет назад! Несчастливое время юности, жалкие зимние попытки вольнослушателя перевестись на очное отделение в далёком феврале 97-го года! И настойчивый интерес к нему двух студенток – сестёр-погодок Снегиных. Младшая Авдотья даже приглашала его к ним в общежитие. Она была похожа на маму Эдика. Но вскоре он ушел из университета и напрочь забыл к ним дорогу. С тех пор его мучил образ красавицы Авдотьи: большие черные глаза, ноги и мини-юбка. В последний раз он вспоминал о ней накануне вечером! Все эти двадцать лет романтичная зимняя фамилия волновала его как символ подавленной страсти.

Сейчас же с ним ехала родная сестра красавицы! Окна микроавтобуса заиндевели от мороза, заслонив зимние пейзажи.

Эдик вглядывался в удлинённые глаза Ирины Снегиной, пытаясь найти в них отблеск красоты Авдотьи.

– А ты не изменился. Всё такой же молодой, – с улыбкой сказала Ирина. – А у тебя фамилия – Подснежников?

– Да.

Микроавтобус тем временем перевалил хребет и начал быстро катиться под гору, ныряя в клочья тумана, поднимавшегося от талого снега. В ушах заложило от перемены давления на перевале. Стёкла поплыли растаявшей влагой.

Ирина осведомилась, женат ли Эдик, затем записала номер его телефона, отзвонилась и, улыбаясь, попросила сохранить ее номер – «Чтоб ты сразу узнал, кто тебе звонит».

Лишь после этого Эдику пришло в голову спросить:

– А вы… ты замужем?

– Нет.

– А была замужем?

– Никогда.

– А как Авдотья?

– Она вышла замуж и уехала в деревню в Иркутскую область…

А потом были встречи и объятья.

«Не верится, что прошло 20 лет», – повторяла Ирина как заворожённая сидя на первом свидании в кафе «Дуэт», затерявшемся в глубинах остановки «Саяны». Но завороженным был сам Эдик. На улице он целовал Снегину в пухлые белые щеки, прижимался к ее груди, а она всякий раз его отталкивала, робея от взглядов прохожих. Она даже никогда не позволяла провожать себя до общежития, где жила в комнате со своими двумя детьми…