Попутный ветер
Шрифт:
Бывший обладатель волшебного плаща, теперь менее всего похожий на мага, хлюпнул расквашенным носом. Нормальная должность ему теперь не светила. Из гильдии исключат и сделают положенную отметку. Если вообще не посадят в темницу.
Ни от Смута, ни от громилы Олаф не ощущал запахов признания вины, сожаления о сделанном. Совесть обоих крепко спала, честь — давно умерла. Они боялись за собственные шкуры, печалились об утерянных возможностях и благосостоянии.
— Я не знал, что тут творится, — покачал головой Януш, от которого исходил терпкий дух праведного гнева. — Ко мне пришел этот, — кивнул на наемника, — сказал, что полетела рессора у повозки. Мол, не может добраться до места назначения.
— Наладил её?
— Так цела повозка была, ерунда только, колесо чуть съехало! — ремесленник шлепнул ладонь об ладонь. — Я и не понял сразу, что меня обдурить хотят. Потом пришел Смут, накормил, напоил, говорит, что зря ходить туда-сюда, сломался в подвале один аппаратик, заплачу щедро, в три раза больше, чем маг. Спустился я вниз, и начал соображать, что влип. Слава Жизнеродящей, ты подоспел.
Януш, казалось, и сам уже забыл, как все не решался оказать сопротивление негодяям. Как повелся лишь на обещание вознаграждения от Имперского Совета. Теперь мужик чувствовал себя героем, тем, о ком складывают легенды и поют песни. Вон и стихоплёт рядом имеется.
— Ты сам откуда? — поинтересовался Олаф.
— С Приступок.
Название звучало знакомо. Насколько помнил юноша, это был средний по величине поселок, домов на сто, не больше. Но у них имелись свой кузнец, портной и торговая площадь, на которую по меньшей мере дважды в сезон приезжали купцы. Жаль, что тюрьмы и суда в Приступках не имелось. И своего ветряка, с которого можно бесплатно доставить преступников по месту назначения — тоже.
— Курт, прямо по дороге, в сторону Дымсела, есть ветряная станция, — принялся объяснять юноша тэссеристу. — Везите туда с Янушем этих красавцев. Расскажите всё проводнику. Проследите, чтобы он обязательно передал ветрограммой, куда следует, что это фальшивомонетчики и убийцы. Пока их не заберут, будьте рядом и глаз с них не спускайте. Проводнику я бы особо доверять тоже не стал, но ему за поимку преступников полагается неплохая премия. Его это хорошо мотивирует.
— А ты не с нами? — Курт с надеждой глянул на Олафа.
— Нет, у меня есть важное дело.
— Понимаю, — музыкант со вздохом бросил в угол разбитую тэссеру.
Януш пинками поднял привальщика и наемника с пола. Оба недовольно морщились и мычали. Но агрессией от них не пахло. Слишком много свидетелей, чтобы сопротивляться. Смут надеялся выкрутиться, наверняка, с помощью высокопоставленных связей, ведь кто-то помогал ему сбывать деньги. А громила казался слишком растерянным, чтобы задумываться о своем будущем. Но, главное, оба прекрасно понимали, что в их случае лучше не причинять вреда законопослушным имперцам.
На пороге Курт обернулся и махнул Олафу:
— Береги себя!
— С меня должок при новой встрече — тэссера с самонастраивающимися струнами.
— Таких не бывает.
— Обратись к нашему общему знакомому, передай ему привет от меня, и он изобретет всё, что скажешь, — в голосе Олафа, несмотря на улыбку, послышалась легкая грусть.
— Я запомню, — отозвался тэссерист.
Вскоре со двора послышалось ржание лошади, цокот копыт и скрип груженой повозки. Юноша выглянул в окно и дождался, пока отъезжающие скроются из вида. Уже занимался рассвет. Ночного дождя, к счастью, не было. Дорогу не развезло. Уже к завтрашнему утру, а то и раньше, преступники окажутся у имперских законников.
Олаф поднял с пола магический плащ, отряхнул его и повесил на вешалку. Потом со вздохом принялся наводить порядок в трапезной. Вернул на место сдвинутые столы и валяющиеся скамейки. Сгреб в одну кучу разбитые черепки. Мусороверстки позаботятся о мелком соре, но им следовало помочь.
— А что со мной? — прошептал до этого момента безмолвный и неподвижный Угги.
Казалось, что к нему вернулось самообладание, он больше не плакал, согбенные плечи не сотрясала дрожь, руки крепко стискивали друг друга. Но горький запах заполнял все вокруг. Не надо быть ясновидящим, чтобы понять его мысли. Империя не любит трехглазых и шестипалых. К таким людям у нее особое отношение. Тех, кто подобен Угги, дорога ждет лишь одна — в Темьгород. Если не удастся надежно спрятаться на задворках.
Спрятаться… На задворках… Но ведь он не мальчик. Жил где-то. Чему-то учился. Что-то делал. Пока Имперский Совет не настиг его и не отвесил пинка.
— Тебе сколько лет, Угги?
— Тридцать скоро.
Олаф удивился. Во-первых, тому, что только тридцать, потому что выглядел бедолага лет на шестьдесят. Во-вторых, что дожил до этого возраста незамеченным Имперскими службами.
— Откуда ты?
— Из пятнадцатого королевства.
— Откуда? — даже побывавший во многих землях проводник считал, что пятнадцатое королевство — ничто иное, как сказки. Ну, не может так быть, чтобы в одночасье все люди вдруг сошли с ума, забыли свой род, сожгли дома, урожай и полностью перебили друг друга, как рассказывали некоторые, перепив вина. Тем более, почему в эту бойню не вмешался Имперский Совет?
Угги мотнул головой. И рассказал, как мать его, совсем молоденькая, завернула в подол платья новорожденного сына и, полагаясь только на Жизнеродящую и удачу, перебралась в пятнадцатое королевство. Там лояльнее всего, по слухам, относились к таким, как её сын. И оказалось — слухи не обманули. Соседи сочувствовали, никто не рвался сообщить о малыше в Имперский Совет. Мать трехглазого даже умудрилась выйти замуж за умельца-пекаря, с которым и прожила до самой смерти. Едва в пятнадцатом началась смута, Угги, тогда уже — знатный повар, надумал перебраться в другие земли. Как оказалось — зря. Лучше бы сгинул вместе со всеми.
— Постой, когда это произошло?
— Я не знаю, сколько пробыл в подвале, — виновато пожал плечами несчастный.
— Я не о том, — отмахнулся Олаф, — когда пятнадцатое королевство перестало существовать?
Трехглазый нахмурился.
— Я, правда, не знаю, — прошептал проводник, присев на пол перед шестипалым. — Ходят только сказки…
— Пять лет уже как. Или шесть.
Олаф не верил ушам. В это время ему было лет тринадцать, его интересовали иные земли и королевства. Наверняка же, читал и про пятнадцатое? Должен был читать. Так почему же ничего не помнит? И не помнит не только он. Народ складывает сказки о событиях настолько давних, что они лишь смутно держатся в памяти. Или необъяснимы. Или укрыты магическим шлейфом.
Какой надо обладать властью, чтобы вот так взять и заставить забыть большинство людей о пятнадцатом королевстве? Наверное, Угги не единственный выживший? Есть ещё, кто бродит и пробуждает воспоминания?
— Подкормись тут. Потом сам решишь, куда идти, — юноша старался не смотреть на несчастного, иначе перехватывало дыхание. — Может, просто здесь останешься. Наймешь помощников, развернешься.
Угги быстро закивал головой. Его отчаяние иссякло и расцвело осторожным малиновым счастьем. У бедолаги даже хватило сил подняться на ноги и начать протирать ближайший стол. Поднявшись следом, Олаф хлопнул трехглазого по плечу и продолжил уборку. Когда трапезная приняла более или менее достойный вид, юноша вернулся в комнату, где его терпеливо ожидала Летта.