Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
— Дитрих?
Моментально забыв про ладонь, осторожно вытянул у лежащего немца тесак из ножен на поясе. Больше на трупе оружия не было. А сверху опять:
— Дитрих, быр-быр-быр?
Вот же, неугомонный! Может, твой дружок погадить сюда пришёл, а ты его отвлекаешь от интимного процесса! На фоне более светлого неба показалась голова. Фриц пытался разглядеть, что творится в тёмном овраге, и настойчиво домогался носителя котелков. Надо это прекращать, а то он сюда своим свистящим шёпотом всех соберёт. Я махнул рукой, и тяжёлый нож вошёл в глаз искателю Дитриха. Блин! Кто же знал, что там стоит ещё и молчаливый третий?! После того как шипящий получил в голову лишний довесок, молчаливый моментально перестал быть молчаливым и завопил. А я рванул вперёд, к видневшемуся через поле озеру, подгоняемый испуганно-пронзительным криком. Как этот гад орал! Даже не подозревал, что связки можно так натренировать. Ему ж в «Ла Скала» цены
Но всё-таки я успел первым. Это болотце, как и думалось, — заболоченная пойма реки. Теперь дойти до чистой воды — и на ту сторону. Осторожно раздвигая осоку и камыши, которые сыпались на меня колючим пухом, двигался к речке. Было достаточно глубоко — вода доходила иногда почти до груди. В ней плавала разная гадость типа водомерок и неопознанных мною жуков с большими челюстями. Во блин, и не знал даже, что такое у нас водится! Ф-фух… Вот и речка. В этом месте не очень-то и широкая. Сейчас нырну — и привет Мюллеру… Ага — как же! Дали мне спокойно переплыть на левый берег! В куртке и так плыть очень тяжело, а тут поднялась целая канонада. Подоспевшая немчура шмаляла из всего, что стреляет. Пришлось ещё раз нырять. Потом сбросить куртку и опять нырять. Благо было достаточно темно и ракет больше не запускали. А охотников всё прибывало. Потом я отсиживался в камышах на том берегу, одним глазом поглядывая на немцев. Эти сволочи часа два не расходились, ожидая, когда и где нарушитель спокойствия начнёт вылезать на берег. То, что беглец уже на сопредельной территории, их похоже, совсем не останавливало. Фрицы были достаточно злы, чтобы поплыть за мной, но хорошо, какой-то офицер тормознул лихой заплыв. А то я уже начал волноваться. Нет, пловцов не опасался, только вот разборками с ними мог выдать своё местоположение. И оставшиеся на берегу в полсотни стволов наковыряли бы во мне дырок, благо уже достаточно рассвело. В голове конечно, постоянно сидел разговор зелёных человечков про возврат в старый носитель. Но вдруг я их понял не так?! Ошибаться совсем не хотелось…. Потом немцы покричали что-то в сторону советского берега и стали расходиться. Вряд ли они кричали «Спартак — чемпион!» или пытались продиктовать рецепт приготовления сосисок с капустой. Ругались, небось. Ну да ничего, мне с их воплей ни холодно ни горячо.
Полежал в воде ещё с полчаса и осторожно, опасаясь возможного фрицевского снайпера, шмыгнул на берег. Похоже — пронесло. Показав крайне неприличный жест в сторону уже невидимых солдат, отошёл за кусты и только собрался отжать одежду, как из-за дерева показался ствол винтовки и звонкий голос предложил:
— Руки вверх!
Глава 2
Здравствуй, жопа, Новый год! Ну конечно. Немцы-то на своём берегу шумели, как стадо бабуинов. Тут и глухой подошёл бы посмотреть, что происходит, тем более наряд, в чьей зоне ответственности находится этот участок. Из-за дерева показался носитель винтовки. Паренёк в зелёной фуражке, слегка конопатый. На гимнастёрке в петлицах два треугольника. Ага — сержант. И ствол в мою сторону смотрит уверенно — видать, не впервой на мушке нарушителя держать.
— Шагом марш! — Он двинул стволом, показывая направление.
— Дай хоть одеться! — Мокрая футболка, свисала с поднятой руки, и на плечо капало.
— Там оденешься. Давай, давай!
Лицо у паренька было серьёзное, он всем своим видом излучал убеждённость в том, что если его не послушаю — стрельнёт. Вздохнув и чуть опустив вперёд руки, чтобы на меня не текло, пошёл в указанном направлении.
Ба! Как вас тут много… Отойдя подальше, я наткнулся на группу человек в десять. Похоже, что, услышав стрельбу, вся застава сорвалась по тревоге сюда. Остальные, видно, так и сидят в засадах слева и справа вдоль речки. От группы в мою сторону направилась фигура в форме, судя по замашкам — командир. Та же зелёная фуражка, в петлицах три квадратика, получается — старший лейтенант. Вид его мне понравился, и спокойный взгляд, быстро, но тщательно ощупавший мокрого нарушителя с ног до головы, тоже внушал уважение. Профессионала сразу видно. А лицо почему-то — очень знакомое.
— Руки опустить можно?
Я стоял, не дёргаясь и не давая повода для беспокойства. Краем глаза увидел, как от деревьев отделился ещё один погранец. Он, выходит, всё это время страховал своего напарника по наряду, причём совершенно незаметно для меня.
— Погодь руки опускать… Карпов! — Старлей, не оборачиваясь, мотнул головой: — Обыскать!
Подошёл Карпов — крепкий детина выше меня на голову, в трещащей на плечах гимнастёрке, быстро охлопал мокрую фигуру по карманам, потом, задрав штанины, поглядел, нет ли чего в ботинках. Блин, ещё один спец. Хотя, наверное, только радоваться надо, что у них подготовка на уровне.
— Нет ничего, товарищ старший лейтенант! — отрапортовал Карпов, поднимаясь и делая шаг в сторону.
— Ну, и кто ты будешь, пловец? — Командир опять окинул меня цепким взглядом: — Ладно! Придём на заставу, там и расскажешь…
Потом глянув, как нарушитель пытается убрать от лица капающую футболку, добавил:
— Руки-то опусти.
В этом снисходительном добавлении послышались явные интонации товарища Сухова. Блин! Да он же на главного героя из «Белого солнца пустыни» похож! Практически один в один! Поэтому и лицо его знакомым показалось. Потом старлей резко повернулся и пошёл по тропинке. Двое с винтовками встали за мной, и я под конвоем двинул вслед за «Суховым». Остальные зашагали за нами.
Идя в трёх метрах за старлеем, соображал, как же нехорошо получается Ведь он задал такой простой вопрос, но ответа у меня нет. Действительно — кто же я такой? Как-то заранее даже и не подумал, что буду говорить. Не рассчитывал вот так — сразу попасться. Может, представиться польским рабочим, свалившим от вконец заугнетавших его немцев? Тогда какой специальности? Прикинул, что знаю о специальностях, и передумал доказывать свою принадлежность к пролетариату. Селянина-землепашца из меня тоже не выйдет. О пейзанах знал ещё меньше, чем о рабочих. Чёрт! И кем же я буду? Надо быстрее соображать, а то скоро придём. Кем же, кем же? В голову, как назло, ничего путного не приходило… А если?..
Опаньки! Есть контакт! Буду студентом. Только какого факультета? То, что геологоразведки в Польше до войны не было, я знал почти наверняка. Какую же специальность выбрать? Явно, что автоматика и системы управления здесь не в ходу. Химиком? Спалюсь моментально. Из химии знаю только бутан — пропан и формулу спирта с водой. Физик? Адвокат? Нет, адвокат опасно. Наш народ к адвокатам относится с предубеждением, да и статьи закона надо знать. Так кем быть? Кем же, кем же… Тут вдруг озарило! Буду студентом-филологом! Студент — понятие само по себе расслабляющее и подразумевающее, бардачное отношение к жизни. А уж филолог. М-м-м… Я даже причмокнул. Никто из обычных людей толком не знает, чему этих филологов учат, а так как, в основном, это женская специальность (во всяком случае, в моё время), то и буду косить под безобидного чудака. Чёрт! Но чем же эти филологи всё-таки занимаются? Ладно — выдам им, что изучал эмпирические новообразования схоластических тенденций. Сам аж не понял, что сказал. Но ведь я могу быть студентом-разгильдяем? Второгодником, так сказать. Который даже на занятия ходил крайне редко? Это и возраст мой, не сильно подходящий для студента, объяснит. И отсутствие глубоких знаний. Помню наш полкач, когда я срочную служил двухгодичником, построив часть, вещал с трибуны:
— Вы, трах тарарах, все потенциальные Герои Советского Союза! Вы, мать, мать, мать, если в плен попадёте, даже под пытками никаких сведений врагу не откроете — потому что ни хрена не знаете и знать не хотите!!!
И ведь действительно, ни фига не знали. На военной кафедре нас натаскивали на Т-64. В войсках стал командиром взвода Т-90. И откуда бы, спрашивается, знания взялись? Вспомнив своё состояние по прибытии в полк, особенно в первые дни, решил его спроецировать на теперешнюю «легенду». Так что именно таким студентом и буду, каким был взводным в первый месяц своей службы, — который ни хрена не знает. Причём вечным студентом второго курса. Всё, решено! Филолог. Так — а русский откуда знаю? А у меня мама русская. Нет, нет! Вовсе не дворянка — упаси бог! Обычная мещанка и жила в Польше ещё до революции. Папа же у меня — врач будет. Хирург. Нет, лучше терапевт. А из родного Ченстохова я свалил, потому как крупно повздорил с двумя пьяными немцами. Кажется, даже кого-то покалечил, и теперь меня ищут, чтобы как минимум расстрелять. Вот и сбежал в самое просвещённое и передовое государство в мире, которому всегда симпатизировал. Ну, вроде нормально получается. Так и буду действовать.
Пока мы шли, деревья кончились и показались одноэтажные строения. Похоже — застава. Оттуда пахнуло чем-то вкусным, и тут же остро захотелось жрать. Пока в речке плавал и нырял — нахлебался воды от пуза, и теперь, после этого купания, кишка кишке кукиш показывала. Ведь со вчерашнего утра ничего не жевал. Точнее, с позавчерашнего вечера. В пузе заурчало так громко, что даже лейтенант обернулся. Понимающе посмотрев на меня, он спросил:
— Что — живот прихватило?
— Да нет — не ел давно, а у вас тут запахи, как в ресторане. — Я лицом показал, какие именно запахи бывают в ресторане.