Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
Зато в ответ я рассказал африканцу про наши реалии. Про расстрелы его соотечественниками наших раненых. Про сожжённых заживо жителей деревень. Про десятки тысяч умерших с голода в концлагерях солдат Красной Армии. Про массы партизан, которые активно действуют у фрицев в тылу. Про то, что наши заводы, эвакуированные на Урал, уже начали гнать в полном объёме свою продукцию, и теперь вермахт умоется. Фриц херел и не верил, но я, когда хотел, мог быть убедительным и сыпал фактами, названиями и датами, которые, само собой, не являлись секретными.
Гельмут во время моего монолога сильно помрачнел и заткнулся напрочь.
— Вот и смотри, Гельмут из рода Гогенштауфенов, что Германии светит, когда мы к вам придём? А то, что мы придём, — даже не сомневайся. У вас с наскока сломать Союз не получилось, и теперь будет позиционная война. Готов к ней твой любимый фатерлянд? Реально сам подумай, а не на Геббельса опирайся. Этот худой звиздун, даже когда бои уже на Унтер-ден-Линден идти будут, все по радио будет трындеть о скорой победе и о вундерваффе. А пацаны и старики из фольксштурма, набранные уже после тотальной мобилизации, с гранатами будут бросаться под наши танки, зная, что после того, что здесь, в России, сотворили их сынки да папаши, пощады не будет никому.
Мелкий танкист, слушая меня, взбледнул ещё сильнее, чем когда я угрожал его зарезать.
— Ты так говоришь, как будто всё заранее знаешь. И слова-то какие придумываешь. Я немец, но таких слов и не слышал. Чудо-оружие, народное ополчение…
— Услышишь ещё. Только поздно будет. Когда ваш главный пропагандист первый раз скажет про без пяти двенадцать — можешь смело доставать ствол и стреляться… А насчёт того, что заранее знаю, это ты в точку попал. — Я ухмыльнулся и продолжил: — У меня бабка колдунья была. Вот от неё дар и достался.
— А что такое — без пяти двенадцать?
— Ну ты, царская морда, даёшь — может, тебе ещё и карты генштаба быстренько нарисовать? Доживёшь — сам узнаешь.
— Как я узнаю, если ты меня зарезать хочешь?
— Да передумал я тебя в расход пускать. Вижу — человек ты не глупый, ещё и с массой влиятельных родственников. Через год-полтора до тебя дойдёт, что Адольф Алоизиевич крупно накосячил. И ты захочешь помочь своей стране. Вот тут — меня и вспомнишь. Мне тоже эта мясорубка, что идёт, и ещё более крупная, что нас ожидает, не нравится. Да и Дрезден с галереей жалко…
Гельмут недоумённо потряс головой:
— При чём тут Дрезден?
— А его союзники с землёй сравняют. Американцы, англичане и французы с вами поступят ещё хлеще, чем с индейцами на Диком Западе. Массовый геноцид немцев. Версальский мир вам слаще мёда покажется. В той части Германии, что им отойдёт, — немцев практически не останется. Вы же лягушатников да лимонников так напугали, что они решат от таких соседей совсем избавиться. Даже бывшие эсэсовцы будут в нашу зону оккупации сбегать. Ну, это те, кто не успел в Аргентину свалить. По ним лучше десять лет в Сибири и домой, чем в концлагерях, на шахтах Рура, за два года сгорать…
Вешал лапшу на уши «африканцу» самозабвенно. Заливался соловьём, давая немного реальных фактов, а потом, беря их за основу, выдавал совершенно другие прогнозы. Фриц слушал, недоверчиво улыбаясь, но это было всё равно. Я вовсе и не рассчитывал, что он мне поверит. Но, как говорилось в старом анекдоте — мысли, мысли-то останутся! А с его связями, когда он увидит, что дела пошли совсем херово, реально что-то предпринять.
Может, у нас получится свой, просоветски настроенный Штауфенберг. Теперь бы его ещё убедить, что советская оккупация лучше американской. И я начал заливаться в этом направлении. Говорил, что Сталин видит Германию не оккупированной, а свободной и не сателлитом, а союзником. Прошёлся по идеям Бисмарка. Попугал злобными французами и лукавым Даллесом. Трындел до тех пор, пока Гельмут не спросил:
— Ты, командир, меня вербуешь?
Он меня так обзывал, потому что своё Ф.И.О. я ему не говорил — много чести будет, а на вопрос, как меня называть, ответил, чтобы звал командиром.
— Да на хрена ты мне сдался — тебя вербовать! Да и как? Ты мне сейчас всё, что хочешь, пообещать можешь, и привет. Просто хочу, когда ты сам увидишь, что я прав, не сделал какую-нибудь глупость, а посоветовался бы со знающим человеком. То есть со мной.
— И как ты себе это представляешь?
— Да очень просто — напиши письмо в Цюрих, на центральный почтамт, до востребования на имя… — Я на секунду задумался, а потом выдал: — Иоганна Вайса. Ну, типа, это твой знакомый старинный. И там напиши, как тебя найти. Сможешь же, если приспичит, письмо, минуя цензуру, отправить?
Гельмут кивнул, а я, подстраховывая нашего, ещё неизвестного мне связника, добавил:
— Только смотри, голубая кровь. Захочешь биться до конца, за папу Гитлера, хрен с тобой. Можешь писем не писать. Но вот если напишешь и сдашь человека в гестапо, я тебя из-под земли найду. Точнее, даже не тебя сначала — а всех твоих родственников. Так что не обижайся потом.
Танкист выслушал всё это молча, только потом спросил:
— Командир, а ты кто? Я не верю, что ты обычный армейский разведчик.
— Правильно не веришь, я же тебе говорил — я колдун. Ты про Тибет что-нибудь слышал? Ну вот видишь, какой молодец. А про Шамбалу? А ты поинтересуйся. Я вот, например, оттуда. Очень интересное место. Сейчас вот русским помогаю, потому что так надо. А ты, кстати, потом поинтересуйся, почему у вашего любимого фюрера одно яичко. И что это значит с эзотерической точки зрения, тем более для мужика. Сам многое поймёшь…
Во как загнул. Немного мистики, особенно дубовой тевтонской натуре, не повредит. Пусть потом соображает — я так шутил, или вправду всё это… Тем более что я и сам не знаю, что с этой самой эзотерической точки зрения мои слова значат. Но тут поступил, как наши различные шаманы и прорицатели действуют. Напустил тумана и замолк на полуслове. У человека натура такая — он сам всё остальное нароет и додумает. Тем более что однояичный фюрер — это факт. И факт для него, наверное, неприятный. Лучше бы у Адольфа руки не было — всё приличней. Глядя на задумчивого немчика, поднялся, потягиваясь, и ткнул Гельмута в точку за ухом.
Фриц мягко свалился на бок, а я стал поднимать бойцов. Пока радист настраивал рацию, всё думал, почему не поступил гораздо проще и не завалил этого отпрыска голубых кровей? Может, потому, что он не впал в панику при виде ножа? Так эсэсман тоже поначалу держался хорошо. Скорее всего, это был какой-то неправильный фриц. Не остервенелый, а наивный, что ли… со странными понятиями о теперешней войне. Мне такие ещё не попадались, наверное, поэтому и не пришил. Радист уже настроил свою шарманку, и, передав данные, быстро попрыгали по машинам, загрузив майора и вырубленного гауптмана в кузов. Когда отъехали километров на десять от оврага, сгрузили Гельмута недалеко от дороги и покатили дальше.