Порча

Кабир Максим

Марина заказала гречку, винегрет и компот, пошла с подносом к окну.

– Ты чего такая смурная? – спросила Люба.

Марина поведала о стычке, шепотом, чтобы не услышали дети, спародировала интонации завуча.

– Вот грымза, – возмутилась Люба.

– Ты только мужу ничего не говори. Решит, что я жалуюсь.

– Это все пережитки прошлого, – сказала Ольга Викторовна, помешивая суп. – Наследие советской системы. Двойки есть, но ставить их не рекомендуется. Ерцов не подготовился – виноват учитель. А на то, что Ерцов один параграф прочесть не в состоянии,

я про контурные карты молчу, – всем плевать. Я у него спрашиваю: кто крестил Русь? Ну как, девочки, этого можно не знать в девятом классе? Говорит: Иван Грозный. На кого, спрашиваю, ты равняешься? На Сталина, говорит. Потому что Сталин создал СССР, и при нем Гагарин в космос полетел.

Марина невесело усмехнулась.

– Каракуц недаром называют Каракуртом, – сказала Люба, – вот правда – паук. Весной нашу Жанну до слез довела.

Жанна – молоденькая учительница информатики – пила с Мариной кофе.

– Прицепилась к ее юбке. В таком виде на уроки не ходят! А юбка – самая скромная. Каракуц говорит: «Вы не в борделе».

– С ней лучше не ссориться, – сказала Ольга Викторовна, – побереги психику.

– Если бы только это. – Марина нашла глазами свой класс, жующий булки у мозаичных колонн в центре столовой. Вынула из сумочки тетрадный листок. – Полюбуйтесь.

– Так-так. – Ольга Викторовна промокнула салфеткой губы. – Анкета. Тухватуллин Айдар Давидович. Две тысячи шестого года рождения. Домашний адрес, мобильный телефон.

– Там, ниже.

– Ага. Есть ли хронические заболевания? – Кузнецова покачала головой. – СПИД и бубонная чума?

– Так и написал, – кивнула Марина.

– Твои увлечения – стрелять по голубям? Что тебя волнует в жизни – телки и оружие?

– И как мне быть? – устало спросила Марина. – Оставить после уроков? Он на меня смотрит и ржет. Ему начхать, что я говорю.

– Разбаловали его, – сказала Люба. – Никакого воспитания, только подарки. У отца времени на сына не было, он приставками откупался. А потом ушел из семьи.

Марина приоткрыла рот от удивления.

– У Тухватуллина родители развелись?

– Да. Но они не афишируют.

– Тогда понятно, где собака зарыта.

– Он раньше таким не был, – согласилась Ольга Викторовна. – Да, ленился, баловался, но не хамил. Злости вот этой не было. После развода – как подменили ребенка.

– Спасибо, что сообщили. – Марина спрятала анкету, ругая себя мысленно: классный руководитель обязан знать такие вещи о своих учениках!

Взгляд скользнул поверх опустевших столов – уткнулся в неподвижные фигуры за колоннами. Вахтерша Тамара и щуплый слесарь-электрик Игнатьич. Дети, покидая столовую, огибали их, застывших в проходе.

Что-то заставило Марину задержать взор. У Тамары и Игнатьича были вялые одутловатые лица, лишенные выражения, будто они запамятовали, куда и зачем шли. Две пары странно расширившихся глаз одновременно уставились на Марину.

– Чего это они?

– Кто? – не поняла Люба.

– Они. – Марина покосилась через плечо, но за колоннами никого не было.

Паша (4)

– А

вдруг тут есть сигнализация?

– Ага, – просопел Руд, – и лазерная решетка, как в «Обители зла».

Они топтались на крыльце, освещенном уличными фонарями. Адреналин бушевал в крови. Паша видел двор и ели, лестницу, по которой он сходил и поднимался в течение многих лет. Пятиэтажки внизу холма. Казалось, жильцы прильнули к окнам и уже вызывали полицию: «Двое грабителей вламываются в школу, поспешите». Застрекочут вертолеты, с фиолетового неба посыплется спецназ: «Мордами в землю! Вы арестованы!»

– Готово! – объявил Руд.

«Взлом с проникновением, – подумал Паша, переступая порог. – Или с ключом – это не взлом?»

Часы показывали девять тридцать. В одиннадцать он должен был вернуться домой.

Света фонарей хватало, чтобы различать дежурный пост, библиотеку, кабинет директора.

Паша запирал дверь.

Полумрак населил вестибюль тенями, придал таинственность знакомым предметам.

– Итак, – сказал Руд, поравнявшись с товарищем, – пора сознаться.

– В чем?

– Второй ключ – не от подвала. Ты не пошел бы со мной, если бы знал.

– А от чего он?

– От кабинета информатики.

– Что ты мелешь? – прошипел Паша.

– Тебе нужны деньги. Мне нужны деньги. Компьютеров в кабинете много – мы возьмем два. Никто не заметит.

– Прекращай!

– Ладно, – захихикал Руд, – но ты поверил.

– Ни фига.

– Поверил-поверил.

Руд двинулся в западное крыло.

Паша то и дело озирался – на окна, на оставшийся позади вестибюль, черный-пречерный. В дамском туалете цокал кран. Капли разбивались о раковину.

– Тихо, – шикнул Руд, пригибаясь.

Паша сжался пружиной.

– Слышишь?

Кап-кап-кап. Бой сердца отдавался в ушах.

– Нет.

– Бобриха идет за нами, чтобы трахнуть.

– Ну ты и придурок.

Теперь в голову лезли мысли о престарелой учительнице физики, подстерегающей за углом, облаченной в кружевное боди.

Но в подвале – в верхнем подвале – конечно, не было никаких старух. Руд зажег свет. Мальчики, немного расслабившись, пошли мимо кабинета трудов и тира. Свернули в короткий коридор, заканчивающийся желтыми дверями.

Сладкая дрожь разлилась по телу. Рассказать бы кому…

«Вот и расскажешь, – подумал Паша, – вернее, опишешь в следующей истории».

Замок подался, хрястнул. Дверь оглушительно заскрипела. За ней кишел мрак.

– А фонарь ты брал?

– Стой здесь. – Руд шагнул вперед: мрак поглотил его, не оставив и косточки.

Паша поежился. Неужто Руд смелее его? Он мысленно полистал их совместные приключения: стычки с гопниками, атаку на яблоки тети Нади, побег от стаи бродячих псов. Выходило, что так. Руд – младше его на три месяца – был не только заводилой, но и по части удальства опережал.