Порфира и олива
Шрифт:
— А как насчет тебя и твоего сына? — сухо осведомился Карвилий.
— Мы вольноотпущенники, а стало быть, можем поступать так, как нам заблагорассудится. В том числе вместе с вами отправиться к Карпофору. Но мы с Ипполитом решили не делать этого. Когда послужишь такому человеку, как Аполлоний, приспособиться к другому хозяину уже невозможно.
— Нам будет не хватать вас, — в непосредственном порыве вырвалось у Флавии.
Задетый за живое, Калликст оглянулся на нее и увидел, что глаза девушки полны слез.
Глава XII
Февраль 183-го.
Карпофор
В центре сооружения находился перистиль, вокруг которого располагались бесчисленные покои, где экседры были со всех сторон снабжены оконными проемами, такими же широкими, как двустворчатые двери. Карпофор, даром что в литературе разбирался неважно, ради вящей услады до того дошел, что задумал обзавестись библиотекой. Ее вогнутый фасад был спроектирован так, чтобы солнце проникало туда во все дневные часы. Снаружи, в одном из уголков парка, был сооружен бассейн с подогревом; оттуда к тому же открывался вид на море, лес и холмы до самого горизонта.
Внутри же по контрасту с бесхитростной прелестью пейзажа царствовала шокирующая роскошь. Тут и там красовались золотые и серебряные вазы, инкрустированные тонкими пластинами из полудрагоценных камней, соседствуя с разложенными на тех же столах грубоватыми поделками из коринфской бронзы.
Каменные плиты купальных зал были богато инкрустированы серебром. В покоях, игравших роль трапезной, в избытке теснились ложа из слоновой кости, придвинутые к тяжелым столам из бронзы и дерева драгоценных пород. Что до сада, он был разбит под надзором хозяйки и в полном соответствии с ее указаниями. Не удовлетворясь тем, что заставила окружить не только дом, но и все служебные постройки лабиринтом газонов, лавровых деревьев и беседок, увитых розами, матрона настояла, чтобы там еще повсюду натыкали мраморных божеств.
Таким образом, статуи фавнов, сатиров, нимф, алтари с претензией на трогательную сельскую наивность выглядывали из кустов не реже, чем святилища, разбросанные по склонам Капитолийского холма. Не забыты были и тритоны, нереиды и отпрыски Ниобеи, замершие на страже тенистых водоемов.
Все это, само собой, нуждалось в целом легионе садовников, усердно понуждающих природу склоняться перед нелепыми требованиями того, что матрона именовала «искусством». В угоду ему тисы, платаны и кипарисы немилосердно обкарнывались, принимая формы латинских букв, слагающихся в девизы, грозных сторожевых псов, а то и кораблей, составляющих флотилию Карпофора.
Корнелия, чьими заботами и вдохновением поддерживалась жизнь этого фантасмагорического мирка, как раз в это время занималась взращиванием аллеи совместно со своей подругой Оливией и ее племянницей Маллией.
Как все патрицианки старинного рода, Корнелия и Оливия сетовали на вынужденное пребывание «в этой пустыне», где, вдали от визитов, зрелищ и лавок столицы, они день за днем исходили смертельной скукой.
Маллия блуждала вслед за двумя матронами, отставая на пару шагов, и если не жаловалась вслух, то про себя не меньше их тосковала о столичной жизни, позволявшей ей, в ту пору едва достигшей двадцати одного года, коллекционировать любовников и разводы. Для нее их словечко «пустыня» и поныне означало не что иное, как обуздывание телесных вожделений.
Сейчас эти три женщины подошли к группе человек в двадцать, собравшихся вокруг местного управителя. Последний, усевшись за стол, раздавал им восковые таблички с именами.
В отличие от Корнелии и Оливии, которые бросили на это скопление народу разве что один рассеянный взгляд, чтобы тотчас же направить свои стопы в атриум, Маллия задержалась под портиком, чтобы получше рассмотреть этих людей. Тут-то она его и приметила. Ростом он был выше большинства своих товарищей, движениями и фигурой походил на атлета, да еще отличался строгостью и вместе с тем чистотой черт лица. Все это разбудило в ней желание столь же жадное, сколь внезапное.
Да кто же он, этот мужчина? Кто все эти люди? Ей вдруг припомнилось: Карпофор что-то упоминал вскользь о рабах покойного Аполлония...
Уже больше трех часов прошло с тех пор, как их выстроили в ряд здесь, посреди двора. Знобящий северный ветер завладел небом над их головами, и солнце заволокли фиолетово-серые тучи.
Взгляд Калликста бесцельно блуждал по лицам товарищей. Все они прибыли сюда только вчера, но и этих нескольких часов хватило, чтобы понять, насколько эта новая жизнь будет отличаться от той, которую они вели в доме сенатора. Здесь все кипело, бурлило. Казалось, ты угодил в гигантский муравейник. Все, от хлеба до дверных молотков, включая сюда вино и ткани, изготавливалось в селении, прилежащем к имению. Здесь за большим числом рабов было закреплено множество нелепых и бесполезных занятий, есть чему подивиться: раб-распорядитель зрелищ, раб-врач, приставленный надзирать за одеждой, десяток крикунов, чьей единственной обязанностью было предшествовать носилкам Карпофора, своими воплями возвещая об их приближении, и самое удивительное — силенциарии, занятые исключительно тем, что побуждают прочую домашнюю прислугу соблюдать тишину.
— Ты что, глухой? Я спрашиваю, как тебя зовут!
— Калликст.
— Произноси отчетливей, я ничего не разобрал!
Фракиец оглядел того, кто, рассевшись за столом перед грудой своих восковых табличек, так бесцеремонно наседал на него с вопросами.
— Ну, так что это за имя такое?
Калликст умышленно выложил на стол оба своих кулака, как будто ему вздумалось опереться на них. Наклонясь к спрашивающему, он вплотную приблизил губы к самому его уху и повторил, вызывающе растягивая слово: