Порфира и олива
Шрифт:
— Сенатор! Позволь мне выразить тебе все мое восхищение! Наконец-то мне удалось увидеть воочию, как выглядит человек, в полной мере взысканный судьбой.
При этом физиономия небескорыстного льстеца приобрела подобающее случаю выражение.
— Я же и говорил тебе, Дидий Юлиан, что я — смертный, который на фортуну не обижается.
Не успел он произнести это имя, как перед взором Калликста ожили картины былого. Сколько же лет назад это было? Фуск, он сам, с ними Коммод... Все трое были тогда приглашены в гости к богатому патрицию.
Юлиан, по-видимому, его не узнал. Да и как бы он мог? Около десяти лет минуло. Властитель Рима, если бы столкнулся с ним, когда пировал у Карпофора, тоже, конечно, не обратил бы ни малейшего внимания на раба, которым он являлся. При воспоминании об императоре образ Марсии как бы сам собой естественно возник в его памяти. На самом же деле он оттуда и не уходил с самой той ночи, когда они повстречались в парке. Она-то наверняка и думать о нем забыла... А ростовщик между тем продолжал:
— А наши сограждане склонны забыть, что я оказывал республике не столь уж малые услуги. Как бы то ни было, император, пожалуй, просто выразил мне признательность, в конечном счете, это с его стороны жест довольно естественный.
— Ты слишком скромен, Карпофор. В любом случае могу тебя уверить, что я сам, равно как и вся римская знать, вечно будут благодарны тебе за то, что ты внес свой вклад в дело нашего освобождения от тирана.
— Надо полагать, ты имеешь в виду Перенния? Рискуя тебя разочаровать, скажу все-таки: знай, что я совершенно не причастен к его падению.
— Клянусь Геркулесом! А как же это возвышение до ранга сенатора? В тот самый вечер, когда наш Цезарь, наконец, открыл глаза на предательство своего префекта преторских когорт!
Карпофор разглядывал свои пальцы, унизанные перстнями.
— Моя роль ограничилась тем, чтобы устроить для императора и его приближенных неожиданное празднество. Конечно, может быть, то обстоятельство, что этот пир состоялся вдали от мест, находящихся под контролем преторианцев, благоприятствовал счастливому исходу дела.
— Разумеется, прекрасно, что император заметил другие ваши достоинства, — заметил Калликст. — А то ведь иные злые языки могли бы сказать, что один хороший обед превращает человека в сенатора.
Дидию Юлиану понравилось это вмешательство — он бросил на говорящего одобрительный взгляд.
— Это Калликст, — пояснил Карпофор, более чем довольный поводом положить конец спору, заведомо бесплодному. — Мой доверенный помощник. Он, помимо всего прочего, ведает моей казной. Однако пойдем, я не хочу тебя задерживать, ты же собирался приступить к омовению.
Они направились в судаторий — потогонную баню, Калликст поплелся за ними по пятам. Соображения хозяина его удивили. До сей поры он никогда не играл никакой мало-мальски ответственной роли по отношению к его казне. Так что же могло значить это утверждение?
Едкий жар судатория взял его за горло. Помещение, пожалуй, довольно просторное, было наполнено паром, выходящим из медных труб, образуя облака, которые скапливались под сводом потолка, одевая людские тела словно бы влажным невидимым плащом. Калликст ощутил, как на груди и спине обильно выступает пот. Он беспокойным жестом отбросил со лба черные пряди и подошел поближе к своим спутникам.
— Ну вот, отныне ты один из хозяев Рима, — как раз в это мгновение заявил Дидий Юлиан.
— Друг, ты приписываешь мне значение, которого я не имею. На самом деле сановник Клеандр — вот кто является сильной фигурой нынешней власти.
— Тем не менее, если мои сведения верны, тебя вскоре назначат префектом анноны [27] .
Калликст, знавший, что это самая заветная мечта его хозяина, спросил себя, насколько обоснованными могут быть такие утверждения. А Карпофор с притворной скромностью запротестовал:
— Ничего подобного пока не произошло. А я, как тебе известно, терпеть не могу похваляться ни местом, которого еще не занял, ни делом, за которое пока не взялся. Не следует оскорблять богов такой самонадеянностью.
27
Организатор транспорта для снабжения Рима продовольствием; аннона: годовой урожай, его сбор, вообще — съестные припасы.
— Мудрое поведение, — глубокомысленно обронил Дидий Юлиан.
И, выдержав паузу, закончил:
— Что ж, господин Карпофор, хотя твоя власть еще не утверждена, мне бы хотелось обратиться к тебе с просьбой.
— Говори.
— Не согласился бы ты пустить в ход твое новообретенное влияние, чтобы уговорить Коммода вернуть моего отца из ссылки?
— Твоего отца? Но разве он не был связан с тем заговором, где замешалась Луцилла, сестра императора?
— Верно. И Перенний отправил его в изгнание в Медиоланум.
Карпофор на краткий миг призадумался, потом кивнул.
— Возможно, я и смогу оказать тебе эту услугу, — пробормотал он в раздумье. — Ты же сам знаешь, времена ныне тяжелые. Войны Марка Аврелия опустошили римскую казну, и все средства хороши, лишь бы ее наполнить... Убедить Цезаря положить конец изгнанию твоего отца было бы, вероятно, не трудно, при условии, что будет уплачен выкуп.
— Я сделаю все, чего бы он ни пожелал.
— В таком случае я готов взять эти хлопоты на себя. Ты же совершишь платеж в подобающий срок.
— А именно?
— Обычно я закрываю свои счета в сентябре. Ты мне заплатишь в день ид. Разумеется, при условии, что твой отец к тому времени будет помилован.
— Само собой. И во сколько мне это обойдется?
— Гм... Предположим, в двадцать эвбейских талантов. Если потребуется больше, я тебя извещу.
Калликст вытаращил глаза, ошеломленный чудовищными размерами этой суммы.
— Как бы там ни было, полагаю, что выбора у меня нет. Так что договорились.
— Стало быть, мой раб, здесь присутствующий, зайдет к тебе поутру в день ид.