Порфира и олива
Шрифт:
— Ваш молодой бог напоролся-таки на того, кто будет посильнее?
Однако Коммод жестом остановил преторианцев, обратившись к ним с краткой речью. Калликст и его двое собеседников стояли слишком далеко, чтобы расслышать сказанное, но почти тотчас самнит опустил забрало на шлеме, а преторианцы отошли в сторону. Толпа затрепетала, а сидящая впереди наших героев молодая женщина редкой красоты, явно уроженка Сирии, загадочно улыбнулась и проронила:
— Новый Геркулес, вне всякого сомнения, понимает, на что идет. Теперь мы сможем увидеть, вправду ли он бог?
— Он
Калликст же, бросив неодобрительный взгляд на арену, процедил:
— Бог, безумец — какая разница? Только бы самнит избавил нас от него!
Молодая женщина, одетая как жрица Ваала, обернулась, окинула фракийца удивленным взглядом, но тотчас вновь сосредоточила свое внимание на арене.
Там оба противника бешено вертелись, ни дать ни взять хищные звери, от их мелькающих ног поднимались облачка пыли. Мечи, сталкиваясь, высекали снопы искр, щиты гудели, подобно бронзовым навершиям таранов. С растущей яростью участники единоборства кидались друг на друга, увертывались от ударов, стараясь нащупать в обороне соперника то слабое место, которое окажется для него роковым.
Толпа затаила дыхание. Все понимали, что перед ними великое цирковое зрелище, но это еще к тому же мгновения, грозящие стать поворотными в жизни Империи.
Ожесточенная схватка продолжалась. Тень смерти поочередно витала над каждым из сражающихся. Стойкость Коммода вызывала восхищение. Все поединки, что он провел до этого, казалось, нимало не ослабили его мощь.
Внезапно он под особо жестким натиском оступился и попятился, безнадежно пытаясь устоять. Но лишь еще сильнее зашатался, теряя равновесие, и рухнул, страшно ударившись о крепостную стену. От сотрясения меч выпал из дрогнувшей руки, и уверенный в собственной победе самнит высоко поднял свое оружие. Мгновение, и оно, блеснув, как молния, обрушилось на поверженного. Коммодов щит отразил удар, Но тот был так силен, что щит раскололся. Император теперь остался совершенно безоружен.
— Бей! — завопил Калликст, вскочив и показывая опущенный книзу большой палец.
Но толпа наперекор ожиданиям не последовала его примеру. Многие махали белыми платками, умоляя пощадить побежденного. Между тем Аристотелес, как представилось фракийцу, не обратил на эти мольбы никакого внимания. Его меч опасно подрагивал, словно самнит тянул время, желая насладиться своим триумфом. Мгновение — и он обрушился на врага, целя тому в горло. Но в миг, когда лезвие должно было пронзить его, Коммод рванулся в сторону. Меч, ударившись о камни, разлетелся, но успел вырвать кусок мяса у него из плеча. Неважно! Молодой император, не обратив внимание на рану, прокатился по земле и подхватил свой оброненный меч. С едва заметным запозданием Аристотелес, которого все же стеснял тяжелый доспех, бросился на поверженного.
Но был в своем порыве остановлен: меч императора скользнул ему Под кирасу и по рукоять засел в животе. Самнит застыл, сперва не понимая, что произошло, его взгляд скрестился с императорским, Коммод пронзал несчастного взором так же, как его меч перерубал ему внутренности. Со странной медлительностью,
На какое-то мгновенье в цирке воцарилась тишина, потом началось невообразимое ликование. Толпа вскочила, как один человек, и с облегчением завопила от восторга.
Калликст рухнул на сидение в отчаянье:
— Если так пойдет и дальше, придется поверить в его божественное происхождение.
Прекрасная жрица Ваала снова обернулась к нему и с улыбкой представилась:
— Меня зовут Юлия Домна. А как твое имя?
На этот раз Калликст имел время ее хорошенько разглядеть. У нее были большие черные глаза, подведенные сурьмой брови резко выделялись на матовой коже, под покрывалом, наброшенным на голову, клубился целый водопад черных как смоль волос.
— Калликст.
— Не похоже, чтобы ты был слишком привязан к императору, — усмехнулась она, указывая на Коммода.
— Он римлянин, — сухо отрезал Калликст.
— Хорошенькое дело! Да кто же нынче не римлянин?
— Может, и так. Но ты тоже, кажется, не из тех, кто от него без ума.
— Что тебя натолкнуло на такую мысль?
— Чутье, я вообще сообразительный...
Тень пробежала по лицу молодой женщины, омрачила ее искрящийся умом взгляд. Ей было на вид не больше двадцати, но выдержка и уверенность патрицианки из старинного рода в ней уже ощущались.
— Ты не ошибся. Но еще предстоит многое.
Коммода, осыпаемого цветочным дождем, пальмовыми ветвями и золотыми монетами, его верные преторианцы тем временем на руках, как триумфатора, пронесли по кругу почета. Когда они приблизились к Помпеевым вратам, он прилег в тени портала прямо на земле.
Тут снова зазвучала музыка — смешались звуки рожков и гидравлических органов, им вторило ритмическое мяуканье флейт. Сквозь лес вскинутых рук, мельтешивших перед глазами, Калликсту не удавалось ничего рассмотреть, он только различил в дружном оглушительном реве амфитеатра два имени:
— Венерия Нигра!
— Марсия!
Он сразу узнал одну из тех, что вышли теперь на середину арены. Его волнение еще более усилилось оттого, что она была обнажена, ну, почти совсем. Она выбрала для себя снаряжение ретиария: набедренную повязку и сандалии, а в качестве оружия трезубец и сеть. Шла медленно, ее густые волосы были схвачены плотно облегающей голову повязкой. Тугие груди легонько вздрагивали в такт се движениям, мышцы живота жестко перекатывались под равномерно загорелой блестящей кожей. Длинные мышцы голеней и бедер, вздуваясь, нисколько не утяжеляли силуэта.
Ее противница, более крупная, но столь же пропорциональная, снарядилась, как мирмиллон: шлем, короткий меч, маленький щит и чешуйчатая металлическая наручь, защищающая правую руку.
Она походила на великолепную эбеновую статую, и так же, как на Марсии, на ней не было ничего, кроме набедренной повязки и сандалий.
Обе женщины застыли с бесстрастными лицами, затем резко повернулись к Помпеевым вратам, и каждая римским приветственным жестом выбросила руку вперед, туда, где находился император.