Порно
Шрифт:
44. «…рекордные темпы…»
Может быть, это все из-за народа, с которым я в последнее время общаюсь, но у меня такое ощущение, как будто я здесь родилась и выросла. Как будто здесь — мой дом. Жизнь прекрасна, теплый осенний день, и в шагах моих — весна, и когда какой-то строитель свистит мне вслед, я воспринимаю этот вульгарный знак внимания с обычным высокомерным удовлетворением, ощущая себя грязной, заносчивой, похотливой сукой. Теперь я могу с полным правом наслаждаться жизнью, потому что сдала курсовую. Иду по городу, который уже наводняют туристы. К Терри в больницу. Бедный Терри.
Воздух прохладный, еще пощипывает морозцем, но на мне теплый свитер, и мне совершенно не холодно. Я понимаю, что мне очень нравится процесс съемок. А вот секс мне нравится не очень. Я готова этим заниматься, никаких проблем, но он никогда не приносит ожидаемого удовольствия. Это скорее работа, игра перед камерой, и поэтому сам процесс часто бывает скучным и… как бы это сказать… стесненным. Иногда возникает чувство, что все эти рекордные темпы, технические перерывы, все эти «Стоп, снято», «Мотор» — они вообще не нужны для съемок, Саймон просто выделывается, проверяет границы своей власти над нами. Но главная фишка в том, чтобы быть сопричастной чему-то, быть внутри, в процессе — вот отчего я себя чувствую по-настоящему живой.
Вчера мы снимали сцену в Замке, потенциально — одну из самых сложных. Снимали все в Танталлоне, в Северном Бер-вике. У Саймона есть приятель, который сделал нам бутафорские колодки. Ронни был в очках, а Урсула — в короткой белой юбке и футболке, выгодно оттенявших ее светлые волосы и бронзовый загар. Рано утром мы сняли Ронни, который садится в экскурсионный автобус, а она в это время за ним следит. Потом мы отправились на автобусную станцию. Автобус до Северного Бервика был почти пуст. Из салона мы сняли, как Ронни садился в автобус. Такой типичный зануда — очки, ноутбук и фотоаппарат. Рэб сидел в задней части фургона, который вел Крейг, и снимал виды.
В автобусе мы снимали Урсулу, которая заговорила Ронни:
— Ничего, если я здесь присяду. Я из Швеции.
Уроки актерского мастерства пошли Ронни на пользу, наверное, даже больше, чем всем остальным. Дерек говорит, что он играет весьма натурально.
— Разумеется, я не против, — говорит он. — Я исследую старые замки.
Потом мы снимаем сцену с колодками. Это когда она лезет в колодки в музее и застревает. И ему просто ничего больше не остается, кроме как поиметь ее сзади. Так наш третий брат получает свое.
Вхожу в палату и вижу, что споры между Рэбом и Терри так и не утихли, несмотря на серьезную травму Терри. Я думаю, Рэб втайне злорадствует, что с Терри случилась такая фигня — типа, ведь я говорил, что все это добром не кончится, — хотя сам Терри, кажется, воспрял духом. Тумбочка возле кровати ломится от фруктов, которые, разумеется, никто не съест, еще там полно консервов и всякого фаст-фуда в картонных коробках. Вокруг бедер Терри установлена рама, которая должна защищать его поврежденный пенис.
— Слушай, а что это? Гипс? Или шина? Или что? — спрашиваю я.
— Не, это что-то типа повязки.
Влетает Саймон, оглядывает палату с таким видом, будто это его частная собственность, которую он только что приобрел. Здесь тепло, и он снял свитер, но обвязал его не вокруг пояса, а вокруг шеи, как франтоватый игрок в гольф. Он улыбается мне, потом поворачивается к пациенту:
— Как здесь с тобой обращаются, Терри?
— Ну, здесь есть парочка симпатичных сиделок, но это меня убивает. Всякий раз, когда у меня встает, больно так, што подохнуть можно.
— Тебе же вроде должны были дать лекарство, чтобы у тебя не вставал, — говорит Рэб.
— Эта херня, может быть, и работает, когда ее принимают такие, как ты, Биррел, а штобы у меня не вставал, нужно что-нибудь посильнее. Док волнуетца, говорит, если не перестанешь возбуждатца, у тебя ничего никогда не заживет.
Саймон мрачно смотрит на него и начинает выдавать плохие новости:
— Мы не можем остановить съемки, Терри. Нам нужно будет найти тебе замену. Извини, приятель.
— Меня никто не заменит, — говорит Терри абсолютно серьезно.
— Ну, пока съемки идут отлично, — говорит Саймон, — Ронни с Урсулой вчера были просто великолепны, а до этого Дерек со своей девушкой так зажигали — это что-то.
Терри смотрит на Саймона и явно собирается его приложить.
— Кстати, Псих, ты почему джемпер на шею повесил, ты чего, педик, что ли?
Одарив его раздраженным холодным взглядом, Саймон потер свитер пальцами.
— Это свитер от Рональда Мортсона. Если бы ты разбирался в одежде, ты бы понял, что это значит и почему я ношу этот свитер именно так. В любом случае, — он смотрит на меня, потом снова на Терри, — я рад, что у тебя все хорошо и что ты поправляешься. Никки, нас ждут дела.
— Разумеется, — улыбаюсь я.
Рэб буквально мечет из глаз молнии и безумно хочет спросить, что это у нас за дела, но он упускает свой шанс, потому что мы быстро уходим и направляемся на вокзал, чтобы сесть в поезд на Глазго.
В поезде Саймон вкратце рассказывает мне о нашем клиенте, это все очень интересно, но, с другой стороны, это все странно, мне кажется, мы прилагаем как-то уж слишком много усилий, чтобы раскрутить этого парня. Саймон описывает его, и я представляю его себе очень ясно. Саймон, со своей четкой манерой изложения, в которой нет ни грамма иронии, заставляет меня почувствовать себя так, как будто мы с ним — агенты военной разведки.
— У него нет друзей, домосед, собирает модели поездов, небольшой избыточный вес. Из той породы людей, у которых родители — бессознательно или сознательно, это уже другой вопрос — пытаются привязать их к дому, заставляют их много и часто есть, отчего те толстеют и становятся непривлекательными для противоположного пола. Из-за этого у него также очень плохая кожа. В смысле, прыщи, которые можно было бы легко устранить с помощью здоровой диеты и косметических средств по уходу за кожей. В Восточной Европе такие проблемы еще встречаются, посмотреть хотя бы на некоторых футболистов по телику, но на Западе это редкий типаж, даже в Глазго. Наш мальчик, должно быть, большой консерватор. От него нам нужен список клиентов: имена, адреса и номера счетов. Одна распечатка, а еще лучше — на диске.