Порно
Шрифт:
— Ты не…
— Все было так хорошо, Саймон. Я тебе позвоню! Все, я побежала, а то опоздаю. — И она уже за дверью, а я лежу, весь как будто оплеванный, изнасилованный жирной вонючей сучкой, и все — из-за этого придурка Скрила!
Я съедаю гостиничный завтрак, иду на Куин-стрит и звоню Скрилу на мобильный. Он весь — оскорбленная невинность, но этот скользкий чувак меня подставил, и я это знаю.
— Я не знал, брат, честное слово. Ну, да ты не расстраивайся, поболтайся с ней еще, а она, может, подскажет, кто еще там работает.
— Хм-м. — Я отключаюсь, очень надеясь, что у Никки дела продвигаются лучше, чем у меня.
47. «…Вездесущие Чипсы…»
Я вся — усталая и больная. Мы с Мел и Крсйгом снимались в сцене на боксерском ринге. Хорошо еще, мне потом не пришлось с ним трахаться. В сценарий внесли изменения, это было первое, что мы заметили, когда пришли утром в Лейте — кий боксерский клуб. Рэб занимался установкой камеры, и он подошел ко мне.
— Ты не должна была этого делать, этого не было в сценарии. Я ничего ему не отвечаю, но подхожу к Саймону.
— А что это еще за дополнение? «Джимми достает восемнадцатидюймовый дилдо, с головками на обоих концах. По всей его длине нанесены мерные насечки».
— Ага, — говорит он, движением руки подзывая Мел. — Мне показалось, что надо ввести еще один элемент напряжения между девушками перед большой сценой лесбийской любви. А то все было слишком мягко, слишком по-сестрински, слишком уютно. Я подумал, что лучше будет показать характеры, доведенные до крайности. Они не хотят делить Тома, обе хотят эксклюзивное право на его член, понимаешь?
Я смотрю на Мел, и она похлопывает меня по руке.
— Все будет хорошо.
Но сделать эту сцену не так уж и просто. Мы с Мелани стоим на четвереньках на боксерском ринге, а член — между нами, внутри нас. Нам нужно давить назад, друг в друга, и та, в которой в момент касания ягодицами окажется большая часть дилдо, и есть победительница, и она будет трахаться с Крейгом. А хуже всего то, что придумал все это Саймон, он даже притащил каких-то людей из паба, где они смотрели старые порнушки Терри, чтобы они поболели за нас.
Все не так. Теперь все совсем по-другому. В первый раз с тех пор, как я ввязалась в это дело, я себя чувствую так, как будто меня и вправду используют, словно я больше не человек, а просто объект — а все эти уроды из паба окружают ринг, и лица у них перекошенные, безобразные, они воют и визжат. В какой-то момент я чувствую, как у меня по щекам текут слезы. Да еще Саймон подбадривает:
— Давай, Никки, давай, детка… ты лучшая… такая самая сексуальная… — Только меня, блядь, это раздражает. От этого мне только хуже. Я чувствую, как высыхаю и напрягаюсь. Лучше бы он заткнулся. Что бы он ни говорил, я хорошо помню его слова: мы, британцы, любим смотреть, как ебут других. После бесчисленных дублей мы с Мел в изнеможении обнимаем друг друга. Мне больно, все внутри саднит, я чувствую слабость.
— Сделаем перерыв, девочки. Мы отсняли немало горяченького материала для монтажа, — говорит Саймон.
Мел как «победительница» еще и участвует в сцене с Крейгом. Саймон кладет руку мне на плечо. Как будто подлизывается.
— Не трогай меня, — говорю я ему, сбрасывая его руку. Когда Мел заканчивает, мы с ней уходим вместе, идем в Ботанический сад, наблюдаем за мужиками всех возрастов, что проходят мимо, и пытаемся определить, смотрят ли они порнографию. Потом мы играем в такую игру: громко высказываем догадки, какие на ком трусы и что в этих трусах, рьяный конь или маленький хомячок, — в общем, забавляемся, как можем. Мы разговариваем все громче и жестче, все более насмешливо и резко — вроде как мстим за обиду, лечим себя.
Ближе к вечеру Саймон заходит ко мне домой.
— Ты замечательно справилась, Никки, это была трудная сцена.
— Мне было больно, — говорю я резко.
Саймон смотрит на меня так, как будто он сам сейчас расплачется.
— Прости меня… я не знал, что все будет так… это все из-за этой толпы, они пришли потусоваться, эти уроды из порноклуба Терри… — Я замираю в его объятиях. — Ты была так хороша, Никки, но я никогда больше не допущу… я не позволю тебе пройти через что-то подобное еще раз.
— Обещаешь? — спрашиваю я, глядя ему в глаза. Мне так хорошо, когда он меня обнимет. Я себя чувствуя такой маленькой.
— Обещаю, — говорит он.
— В любом случае, я думаю, брат номер пять остался доволен, — говорю я.
— А что с другим нашим делом? — спрашивает он, и я отвечаю, что все под контролем.
Потому что я знала, что он позвонит. После работы он повел меня пообедать в местечко под названием «Вездесущие чипсы». Это я предложила, чтобы мы пошли именно туда, потому что мне понравилось название. Саймон, Терри и все остальные здесь, в Эдинбурге, с презрением относятся к Глазго и его обитателям, но я пару раз туда ездила с народом из универа, мы там очень неплохо ходили по клубам, и, будучи непредвзятой, нашла, что мне нравится этот город — по сравнению с Эдинбургом он более своеобразный, дружелюбный и живой.
В «Чипсах» было наше второе свидание. На первом свидании, в «О'Нэйле», я заболтала его на раз и спросила, не хочет ли он перебраться куда-нибудь в другое место. Мы пошли в маленький тихий паб, и мне показалось, что «клиент» сражен наповал.
Под конец вечера бедняге пришлось возвращаться домой пешком, потому что он проводил меня на последний поезд обратно на Куин-стрит. Я разрешила ему поцеловать меня на платформе и почувствовала, как он прижимается ко мне своим вставшим членом. Но я была настоящей леди и не показала, что я это заметила.
Я села в поезд и помахала ему на прощание так церемонно, как только смогла. Глядя ему вслед, я попыталась представить себе, а как бы он выглядел, если бы похудел и очки поменял, взял бы что-нибудь в более стильной оправе или вообще перешел бы на линзы, и подумала… нет.
Итак, наше следующее свидание в «Чипсах», и я начинаю свою игру. Саймон мне говорит, что я должна быть расчетливой и холодной, но он не знает, насколько этот Алан одурманен мною.
— Все, что мне нужно, это распечатка данных по всем клиентам вашего филиала, Алан. Они и не узнают, что это от меня. Я собираюсь продать ее маркетинговой компании. Плюс номера счетов.